Такие встречались и среди заключенных, и среди инспекторов-чехов, и среди агентов из полицейского управления. В кабинете следователя иной клялся в верности нацистскому господу богу, в «Четырехсотке» же ставил свечу большевистскому «дьяволу». На глазах у немецкого комиссара давал тебе зуботычину, чтобы выбить имя связного, а в «Четырехсотке» на правах друга-товарища предлагал кусок хлеба. Во время обыска мародерствовал в твоей квартире, а в «Четырехсотке» с сочувствием совал украденную у тебя же сигарету.
Имелась и другая разновидность того же типа: по своей инициативе не истязали, но помогали и того меньше, думали исключительно о собственной шкуре. Чем не политический барометр! Волнуются и исключительно официальны с заключенными? Будьте уверены: немцы идут на Сталинград. Проявляют дружелюбие и пытаются заговорить? Обстановка меняется, и атаки немцев, вероятно, отбили под Сталинградом – заводят разговор о том, что они коренные чехи, и о том, как попали на службу в гестапо. Потрясающе! Красная армия наверняка уже под Ростовом. Такие вот люди: тонешь – стоят, засунув руки в карманы, выплывешь – охотно помогают вылезти на берег.
Люди этого сорта чувствовали коллектив «Четырехсотки» и, осознавая всю его силу, пытались с ним сблизиться. Но безуспешно.
Были и те, кто не имел о коллективе ни малейшего представления. Назвал бы их убийцами, но убийцы все-таки люди. Говорившие по-чешски изверги с дубинкой и железным прутом в руках истязали чехов-заключенных так, что отворачивались даже немецкие комиссары. Не ссылались на интересы собственной нации или Рейха – пытали и убивали из садизма. Выбивали зубы, прокалывали барабанные перепонки, выдавливали глазные яблоки, отрезали половые органы, проламывали черепа – забивали до смерти с неимоверной жестокостью, не имевшей никакой причины, кроме самого процесса. Ежедневно я видел этих чудовищ, ежедневно разговаривал с ними и терпел их присутствие, от которого все вокруг наполнялось кровью и криками, но мне помогала вера, что никто не уйдет от правосудия, даже если будут уничтожены все свидетели их преступлений.
А рядом с ними, за тем же столом и, казалось бы, в том же чине сидели люди, которых справедливо было бы называть Людьми с большой буквы. Люди, превратившие организацию заключения в организацию заключенных, люди, помогавшие создать коллектив «Четырехсотки» и сами принадлежавшие ему всем своим сердцем. Они не были коммунистами, и тем ощутимее их величие. Прежде, еще на службе в чешской полиции, они, наоборот, преследовали коммунистов, однако, увидев их борьбу с оккупантами, признали их силу и поняли важность для собственного народа. С тех пор они верно служили и помогали всем, кто оставался преданным коммунистической идее даже на тюремной скамье. Многие подпольщики на свободе засомневались бы, если бы прознали об ужасах, что их ожидают, попади они в руки гестапо. Те, кто был здесь, видели эти ужасы постоянно – каждый день, каждый час. Каждый день, каждый час предполагали, что сядут рядом с другими заключенными и их будет ждать еще худшая участь. И все же не сомневались. Они помогли спасти тысячи жизней и облегчить участь тех, чьи жизни спасти не удалось. Назовем их по праву героями. Без их помощи «Четырехсотка» никогда не стала бы такой, какой была и какой ее узнали тысячи коммунистов, – пятном света в доме мрака, окопом во вражьем тылу, центром борьбы за свободу прямо в логове оккупантов.
Глава 5
Люди и людишки
Об одном прошу тех, кто переживет это время, – не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Скрупулезно собирайте свидетельства о тех, кто погиб за себя и за вас. Наступит день, когда настоящее станет прошлым и станут рассказывать о великих временах и о творивших историю безымянных героях. Мне бы хотелось, чтобы все знали: не было безымянных героев. Были люди – и у каждого свое имя, свой облик, свои желания и надежды. И муки самого незаметного среди них ничуть не меньше мук того, чье имя сохранилось в людской памяти. Мне бы хотелось, чтобы они навсегда остались близкими нам, как наши товарищи, как родные, как мы сами.
Пали целые поколения героев. Полюбите хотя бы одного как дочь или сына и гордитесь им как великим человеком, который жил ради будущего. Тот, кто сохранял верность будущему и пал, чтобы оно стало прекрасным, – словно изваяние из камня. А тот, кто из праха прошлого хотел соорудить плотину и остановить волну революции, – лишь фигурка из трухлявого дерева, пусть даже сегодня его погоны расшиты золотом. Но и этих людишек нужно разглядеть во всей их никчемности и убогости, во всей их жестокости и нелепости, потому что это материал для суждения в будущем.
То, о чем я расскажу дальше, – только наброски, свидетельские показания, не больше. Фрагменты, которые мне удалось подметить на небольшом участке жизни и с близкого расстояния. Но и в них есть черты подлинной правды – больших и маленьких людей и людишек.