– Я сказал бы, что он просто чудовище!
Самообладание священника дрогнуло, и он со звоном опустил чашку на блюдце, показывая, сколь велико его негодование.
– Должен признаться, что ваш метод довольно оригинальный.
– О, нет, не совсем.
Мягкая улыбка Клары окрасилась печалью.
– Я лишила его мотива для убийства, но в то же время и освободила его от необходимости слоняться поблизости. Хотя повторюсь, я ни о чем не сожалею. По крайней мере, не достаточно серьезно. Но мне не хватает Джейсона. Да, на самом деле не хватает. Я тоскую о нем. И я хотела бы держать в доме несколько маленьких предметов, которые бы освежали и оживляли воспоминания. Вы же знаете, с возрастом воспоминания слабеют и блекнут.
– Он покинул вас неделю назад. И, возможно, еще вернется.
– Думаю, что нет.
Клара мягко покачала головой.
– Вы знаете, он оставил записку, и там говорилось, что он уезжает навсегда. К тому же, при данных обстоятельствах он вряд ли может надеяться на хороший прием. От досады я порвала записку и очень сожалею, что поступила так опрометчиво. Я могла бы изредка почитывать ее. Она бы возвращала мне его – если не во плоти, то хотя бы в памяти.
– Вы удивительная женщина, миссис де Форист. Я восхищаюсь вашим безграничным милосердием.
– Но оно считается христианским качеством, не так ли?
– Да, конечно. Вера, надежда и милосердие – важнейшие из…
Голос священника умолк, но не оттого, что остальные слова выскочили из его ума, просто фразу оборвал звонок в передней. Кто-то звонил в дверь. Клара встала.
– Извините меня, – сказала она и вышла из комнаты.
Через секунду он услышал неясные голоса в коридоре.
Его расстроило и немного смутило почти безмятежное принятие этой женщины – принятие того, что считалось скандальным и вероломным поступком. Он негодовал от этого чрезмерного исполнения его собственных принципов. Но ему следовало быть понимающим и смиренным. Голова священника поникла от тяжелых мыслей, он откинулся в кресле, глаза пробежали по комнате в поисках чего-нибудь значительного и спокойного. Взгляд остановился на вазе у камина. Она напоминала ему «Оду у греческой урны». Оды и урны довольно спокойны и значительны. Он попытался вспомнить сюжет поэмы, но в голову шли только известные строки о красоте, ведущей к вечной радости. Сам он считал это утверждение экстравагантным и сомнительным.
Клара вернулась в комнату. Она несла перевязанный шнуром пакет, обернутый в коричневую бумагу. Положив пакет на стол, она вернулась в кресло.
– Приходил почтальон, – объяснила Клара. – Может быть, еще чашку чая?
– Нет, благодарю. Больше не нужно. А я, знаете, засмотрелся на вашу вазу у камина. Прекрасная вещь.
– Да? Вам понравилось?
Клара повернула голову к вазе, ее глаза блеснули.
– Мой брат Каспер приезжал навестить меня на прошлой неделе, и привез ее на память.
– Я слышал о его приезде. Большое облегчение, когда в минуту скорби приезжает родной вам человек.
– Да, Каспер приехал сразу, как только я рассказала ему по телефону, что Джейсон покинул меня. Но он мог и не приезжать. Я не приняла уход супруга так близко к сердцу и чувствовала себя довольно неплохо. Думаю, он просто хотел успокоить свою совесть. Брат пробыл только одну ночь, а на утро уехал домой.
– Я никогда не имел удовольствия встречаться с вашим братом. Он далеко живет?
– Около двухсот миль отсюда. Прекрасное дачное местечко. Каспер торгует посудой, а эту вазу, которая вам понравилась, он сделал сам.
– На самом деле? Потрясающе!
– Да, это ближе к искусству, чем к торговле. Но у Каспера склонность к бизнесу. Он начинал несколько лет назад с небольшой лавки, в которой продавал свои изделия. Они получались очень красивыми, спрос на них становился все выше и выше, так же как и размеры его печей для обжига. Теперь он поставляет товар во многие магазины крупных городов.
– Он, наверное, очень занят?
– О, да, занят. Вот почему он уехал так быстро на прошлой неделе. Его ждала какая-то срочная работа. Знаете, он очень добросовестный мастер и делает свои вазы сам. Это ограничивает производство, но каждая вещь становится уникальной и более ценной.
– Я слабо разбираюсь в гончарном искусстве. Нужно будет что-нибудь почитать.
– Уверена, вы найдете это интересным. Вазы обжигают на сильном огне. Как вы думаете, какая температура требуется для того, чтобы создать бисквитную керамику?
– Бисквитную?
– Так называются изделия после первого обжига – до того, как их покроют глазурью.
– О! Нет, должен признаться, не имею ни малейшего представления.
– Примерно тысячу двести семьдесят градусов.
– О, мой Бог!
– По Цельсию!
– Великие небеса!
– Поэтому, как видите, – пошутила Клара, – моя прекрасная ваза прошла через серьезные испытания. Вам не кажется, что она прошла их достойно? Я не ставлю туда цветы. Она предназначена для другого. Я держу ее для чего-то очень особенного.