Репортаж из петли

– Так вот не делай этого, – произнес он.

Его тон был вялым и незаинтересованным.

– Хотелось бы узнать, как ты меня остановишь.

Я даже разгорячился.

– Хотелось бы мне посмотреть, как ты попытаешься сделать это. Даже после всех ваших извинений, какую работу я получу, когда наниматель узнает о моем сроке? Ставь на кон хоть жизнь, а я подам на вас в суд! У меня есть ребенок и Джулия, и им нужны деньги.

– Не делай этого, – повторил полицейский. – Многим такой оборот не понравится.

Он поднялся с кресла. Я не карлик, но он превосходил меня по всем размерам.

– Не играй в невинное дитя, Толанд. Тебя привлекали и до этого…

– Да, привлекали, – закричал я. – За пару драк!

– По протоколам обвинение свелось к грабежу. А в деле Гарника тебя опознал Ханс.

– Поле того, как ты выкрутил ему руки!

Каменное лицо Глика не изменило выражения.

– Вчера я взял Марча Колесо, – сказал он. – Один из твоих дружков, не так ли?

Полицейский взглянул мне в лицо. Страх впился в меня, как острые зубы крысы.

– На этот раз старина Марч сгорел. Завалился на простом деле. Он стал слишком беззаботным.

Глик по-прежнему следил за мной.

– и хотя не было никаких доказательств, я все же взялся за него и узнал, кто был его подельником в те дни, когда ты еще гулял на свободе.

Капитан ждал моей реакции, но я молчал. Я просто не мог говорить. Глик наслаждался произведенным впечатлением.

– Ты же механик, – закончил он. – Вот и работай в каком-нибудь гараже. Не привлекай моего внимания и забудь об иске и деньгах.

Он пошел к двери. На пороге появился Вибберли.

– Итак, Толанд, – сказал он дружелюбно, – увидимся завтра.

Я ушел в таком расстройстве, что почти не видел дорогу. Они думают, что прижали меня к ногтю. Хорошо, я им еще покажу.

Охранник провел меня к спортивному залу, где я обычно занимался после работы. Бенни Крафчик, по прозвищу Ласка, и Курок Дан сидели на табуретках у разложенных матов и мирно базарили друг с другом. Они были моими лучшими корешами, и именно этот выбор не одобрял Вибберли. Я не знал, как поднести им свою новость. Раздевшись до пояса и размяв мышцы гирями по пятнадцать фунтов, я перешел на тридцатифунтовые и занимался до пота, после чего поработал с деревянным шаром. Это очень хорошо развивает руки. Через несколько минут я набросил халат на разогревшееся тело и вмешался в их тихую беседу.

– Завтра я сваливаю, парни.

– Это очень плохо, качок, – сказал Беннии.

Он называл «качками» всех, кто занимался гирями. Он так шутил.

– Да, – согласился Курок. – Какую же гадость ты сделал, что они решили перевести тебя отсюда? Куда тебя переводят?

– На волю, – ответил я. – Мне сказали, что типа они ошиблись. И теперь приносят извинения.

Парни заулыбались, и их радость была настоящей. Легко расстроиться, если человек выходит, а ты нет, но они были моими друзьями. Бенни считался мастером по сейфам – слесарем высшей категории. Курок отлично разбирался в оружии и мог сделать пушку из ржавого гвоздя. Никто, кроме близких друзей, не смел называть его Курком. Бенни тоже баловался гирями, и Курок часто подшучивал над нами: «Эй, парни, а сколько надо силы, чтобы нажать на курок?»

– Значит, сваливаешь, парень, – мягко сказал Бенни. – Это как-то меняет твои планы?

– Я думаю, только ускорит их и намного.

Курок заулыбался.

– Надеюсь, ты помнишь все, что Бенни вбил в твою башку?

Разговор затих. Я не знал, о чем говорить. Мне были понятны их мысли: «Вот парень, который выходит на волю. Завтра к этому времени он будет делать все, что мы не можем делать здесь.» Все, что я мог сказать, только усилило бы их тоску.

– Ты уверен, что все будет в порядке? – наконец, спросил Бенни.

Я быстро повторил имена, адреса и телефоны. Они оба кивнули. Бенни задал несколько особых вопросов. Я ответил, и он довольно улыбнулся. Завыла сирена, отмечая конец вечернего отдыха. Я обменялся с друзьями рукопожатиями. Напоследок парни пожелали мне удачи, и мы разошлись по камерам.

Той ночью я написал Джулии длинное письмо. Я рассказал ей об извинении правительства, но ничего не написал о том, что выйду на следующий день. Я только просил помнить, что люблю ее и ребенка. Люси исполнилось четыре года. Я видел их в начале недели. Это было очень удачное начало недели, и я надеялся, что остальная часть тоже будет фартовой.

В час дня меня подвергли процедуре освобождения. Тюремный магазинчик предоставил мне широкие брюки и короткую куртку, которая неплохо сидела на мне. Начальник вручил документ о помиловании, копию акта на освобождение, автобусный билет до города, мой бумажник и восемьдесят шесть долларов, которые я заработал в тюрьме за три года. Меня провели через стальные ворота, а потом я добрался до автобусной станции и успел на двухчасовой рейс.