Клара говорила с таким жаром, что на священника пахнуло адским пламенем. Он продолжал говорить и обсуждать этот вопрос, так как молчание лишь увеличило бы его ужас, но с каждой минутой ему все труднее было вести эту светскую беседу, которая и без того продолжалась слишком долго. Преподобный мистер Каллинг встал.
– Как не жаль, но мне пора идти. Действительно пора. Не могу передать вам, как я рад видеть, что вы так здраво восприняли это печальное событие.
– О, не волнуйтесь обо мне. Будьте уверены, я переживу это горе.
Они прошли к передней двери и попрощались.
– Очень рада, что вы пришли, – сказала Клара. – Заходите еще.
Стоя у двери, она смотрела, как он садится в машину у обочины. Потом Клара заперла дверь и вернулась в гостиную. Она подняла со стола пакет и нахмурилась от негодования. Каспер кого хочешь доведет до бешенства! Конечно, экономить на чем-то нужно, но ее милый братец оказался форменным скупердяем! Пакет не только едва не разваливался! Он был послан еще и третьим классом. Наверное, Каспер заплатил всего несколько центов. Почтовые служащие редко утруждают себя вскрытием и проверкой отправлений, но, допустим, что в этот раз кто-то бы сунул туда свой нос! Это могло бы смутить кого угодно, мягко говоря.
Она взяла вазу с каминной полки и поставила ее на стол рядом с пакетом. Ее раздражение улеглось. На лице появилось выражение ностальгии. Открыв пакет, она начала пересыпать в вазу останки своего любимого супруга.
Краткие и простые анналы
Я снял сварочную маску и проверил серебристый шов, который, наконец-то остановил течь из радиатора батареи. Кто-то коснулся моей руки. Я поднял глаза и увидел Толстяка Карсона – наемного рабочего из ремонтной мастерской.
– Тебя вызывает начальник, Толанд, – сказал он.
Толстяк подошел к двери, открыл ее, а затем тщательно запер за нами, соблюдая официальную процедуру. Мы пошли по гулкому коридору, и я всю дорогу думал, где мог засветиться. Несколько раз меня уже вызывали к нему, но пока Бог миловал. Карсон оставил меня у двери кабинета Вибберли, я вошел и встал у стола по стойке «смирно». Слева от коренастого поседевшего Вибберли сидел крупный мужчина в темном штатском костюме. Я стрельнул на него уголком глаза и узнал Тома Глика – капитана полиции из моего родного городка. Он-то и засунул меня за решетку. Но без формы я его еще не видел.
– Сядь на стул, Толанд, – сказал Вибберли. – Закуривай, если хочешь.
Голос вроде бы звучал мирно.
– Благодарю вас, сэр.
Я сел на кончик предложенного стула и тут же прикурил сигарету. Под сварочной маской много не покуришь.
Вибберли открыл папку с документами, которая лежала на его столе. Я узнал свое личное дело – одна из фотографий, сделанных во время моего прибытия в тюрьму, была подколота к рыжевато-коричневой обложке. С нее выглядывал черноволосый суровый парень с крупными плечами, и в глазах читалось «а-шли-бы-вы-к-черту». Давно я не видел этого взгляда в своем зеркальце для бритья.
– Мы тут просматривали твои документы, – начал Вибберли. – Сначала ты казался неисправимым, но я заметил, что за последние тридцать месяцев к тебе не применялось никаких дисциплинарных воздействий. Несмотря на плохой выбор друзей, я могу сказать, что ты, наконец, взялся за ум. Хотя и немного поздно.
Мне было интересно, к чему он клонит. Глик, сидевший рядом, внимательно изучал дымящийся кончик своей сигареты. Вибберли закрыл папку, прочистил горло и пробуравил меня взглядом.
– У меня новость для тебя, Толанд. Полицейскими был подстрелен и серьезно ранен профессиональный вор по имени Денни Луалди. Перед смертью он перечислил полиции совершенные им преступления. В списке оказался сейф хлебопекарни Гарника, а пули, отстреленные из пистолета Луалди, совпали с теми, от которых погиб охранник у ворот. Не сомнения, что это была работа Денни.
Я почувствовал, как по моим венам пошла струя адреналина. Мне не сиделось. Я вскочил на ноги и, затушив сигарету, автоматически сунул окурок в карман.
– Тогда где те парни, которые должны освободить меня? Мне пришлось отсидеть три года, два месяца и семнадцать дней, и только потому, что меня якобы опознал Паук Хайнс – ночной сторож Гарника.
Вибберли положил ладонь на папку.
– Это делает тебя свободным человеком. Правительство приносит тебе свои извинения, но они вступят в силу завтра в полдень. И только тогда ты выйдешь за ворота.
Он указал на стальные двери в сорокафутовой серой стене, которые виднелись из окна его кабинета. Прозвучал губок, отмечавший конец рабочего дня.
– В таком случае, – сказал я, – если вам больше нечего добавить, мне хотелось бы повидаться с друзьями и собрать свои вещи.
Я пропустил слово «сэр», и он заметил это. Уголки его рта опустились.
– Капитан Глик хочет кое-что сказать тебе перед тем, как ты выйдешь из кабинета.
Вибберли встал и вышел, закрыв за собой дверь.
– Я думаю, ты уже мечтаешь о деньгах, которые можешь отсудить у департамента за ложный арест и незаконное заключение?
Громкий голос Глика заполнил кабинет.
– Я еще не думал об этом, но спасибо за идею.