– К чему мне быть готовой? – нехотя встаю, закручиваясь в одеяло. Присаживаюсь на край кровати. Наблюдая в ответ обезоруживающий взгляд, убивающий на корню любые попытки к сопротивлению, прослеживающий каждое движение, обдающий жаром, словно он касается оголенной кожи горячими пальцами, сжимая плоть в стальные тиски.
– В десять собрание акционеров. Ты должна быть неотразима. Строгое платье. Прическа. Никаких джинсов и прочего тряпья, что ты заказала.
– Это дорогой магазин и вещи качественные, – роняю обиженно.
– Я говорил о цене? – пронизывает взглядом насквозь, поднимаясь с кресла. Подходит ближе, покрывая кожу ледяным холодком. – Мне нужна рядом женщина, а не пацанка.
– Я заказала туфли, – нервно сглатываю, оправдываясь. – И я всегда одевалась стильно, а не как…
– Конечно, – перебивает, подходя вплотную. Упираясь в мои колени. И сердце падает вниз, замирая на долгие секунды. Взрываясь оглушающей дробью в висках, области живота.
Приподнимает голову вверх, зажав подбородок меж пальцев. Проговаривая медленно каждое слово, с дьявольской улыбкой на губах:
– Особенно меня впечатлил образ шлюхи, воплощенный тобой на днях.
Порываюсь взбрыкнуть, осажденная острым взглядом. Слыша врезающееся в мозг, точно спица:
– Оденешь то, что я скажу. Будешь себя вести так, как я скажу.
Прикасается указательным пальцем к напряженным губам. Словно предотвращая попытку выразить незримый протест. Произнося:
– Станешь той, кого я захочу в тебе видеть.
Выдыхаю, ощущая в угрозе (если её можно назвать таковой) всю свою неизбежность. Стану. Разве есть другой вариант?
– Села за стол и съела всё, что есть в тарелке, – отстраняется, разжимая на подбородке пальцы.
Облегченно вздыхаю, наблюдая, как он отходит к окну, занимая привычное место.
– Не заставляй меня повторять трижды. Запомни незыблемое правило: я говорю – ты выполняешь.
Хмыкаю несдержанно, искривляя линию губ. Подытоживая угрюмо:
– То есть своего мнения отныне я не имею.
Растягивает губы в улыбке, открывая взгляду звериный оскал. Тише обыденного произнося:
– Разве лишь в тот момент, когда я имею тебя.
Чёрт! Щеки вмиг вспыхивают краской. А он довольно ухмыляется, смотря на меня. Напрягаюсь, ощущая наполняющую сознание злость. Следуя остаткам рационализма: "закусываю язык", дабы не произнести очередную колкость, провоцируя ещё большее довольствие. Да и не факт, что мои выпады будут восприняты спокойно. Хотя ему и "советовали" поберечь меня…
Молча подхожу к низкому сто лику, пытаясь понять, каким способом следует выполнить приказ. Злюсь ещё больше, ощущая боль в желудке от запаха пищи. Сажусь на ковер. Как есть. В одеяле. Подбирая под себя ноги. Через силу запихиваю в рот содержимое принесенной тарелки, лишив его длительного удовольствия наблюдать моё незначительное подчинение.
– Умница, – произносит нейтрально. – Я же говорил, что тебе идёт думать.
Привстаёт с места, проходя мимо. На секунды стопорится возле стола, оставляя на стеклянной поверхности упаковку таблеток. Сопровождая свой жест сдержанным:
– Сейчас выпьешь ту, что прописал врач, а с утра начнешь эти.
– Ты мне телефон хотя бы отдашь? – вспоминая об отсутствии полной связи с внешним миром, выпаливаю резко.
– Утром. Тебе надо отдохнуть.
– Мне необходимо позвонить в клинику, – роняю более тихо, понимая, что ему плевать на любые просьбы, не приносящие личной выгоды.
– С ней всё будет в порядке, – уходя, заверяет бесстрастно. – Завезу тебя завтра. Спи.
Твою мать! Подай… принеси… Правду сказал Кир. Зверюшка. Не имеющая прав. Безропотно следующая поступающим указаниям. Забавная домашняя зверюшка. Сидящая в клетке. В миг ставшая собственностью. Загнанная в угол. Лишенная всего, хотя на шее и нет видимого поводка… пока.
Утро. Отвратительная часть суток, если проведенная ночь не принесла с собой ничего большего, кроме мыслей, угнетающих сознание своей циничностью и пустотой.
Стук в дверь. Отвечаю, кутаясь в одеяло. Поджимая под себя ноги, наблюдаю за неспешным вторжением Баженова в мои покои.
Аккуратно висящие на мягких плечиках наряды, укладываются в ряд на краю кровати. Коробочка с обувью увенчивает сверху комплект полупрозрачного белья из гипюра.
Взираю на всё с показным безразличием, украдкой рассматривая детали неброской отделки платьев. С осторожностью беру в руки бельё, не сдерживая подобие улыбки от нежности материала, ласкающего подушечки пальцев. Закусываю губу, любуясь. Вздрагиваю от хрипоты голоса:
– И мне нравится.
Точно опомнившись, сбросив флёр мечтательности, ощетинившись, выпаливаю в ответ:
– Ты соизволишь выйти?
– Я чего-то не видел? – ухмыляется, присаживаясь в кресло, которое мне уже хочется сжечь, дабы ему в этой комнате некуда было бы деться. Чёрт! Глупость какая!
– Хочу убедиться, что угадал с размером, – пожимая плечами, хмыкает равнодушно, точно отвечая на мой яростный взгляд.
Прижав к себе одеяло, направляюсь в сторону ванной, с остервенением сжимаю в руках, уже не радующее бельё.