Его губы в сантиметре от кожи. Слишком близко. Он словно змей бесшумно подкрадывается всё ближе, нашептывая своё мнение, отзывающееся в сознании тембром, которым звучат мои собственные мысли. Сглатываю, замирая. Кружка вибрирует в руках. Кончики его пальцев отодвигают выбившиеся пряди, позволяя беспрепятственно запечатлеть поцелуй на скуле горячим губам. Шорох шагов позади. Приглушённый о плитку. Застопорившийся на месте, где-то вблизи. Властный голос Всеволода, затмевающий исходящие звуки. Не оборачиваясь к стороннему зрителю. Констатируя жестко:
– Моя дама доходчиво пояснила: на сегодня ты абсолютно свободен.
Тишина. Всего пару секунд. За которые я, буквально физически, ощущаю неразбавленную злость, исходящую от того, кто стоит позади нас двоих. Осязаемое биополе, накрывающее едким куполом желчи окружающее пространство. Он презирает меня. Объективно. Ссылаясь на картинку, что маячит перед глазами. Я его тоже. За имеющуюся возможность права выбора. И нежелание воспользоваться ей, тратя свою жизнь на безропотное исполнение чужой воли. Подчинение. Опустив в пол смеющиеся глаза. Рабство давно позади? Что его держит здесь? Отставим в сторону воспоминания про Кирилла. Он вполне соответствует статусу Всеволода. Скользкий, льстящий в глаза тип, правда, с милой улыбкой. Но это же… Не уж то физически здоровому парню не найти другой, приходящейся по душе, работы, нежели беспрекословное выполнение чужих прихотей? Что определяет этот выбор? Главенствует. Деньги? Отсутствие вложенной в подкорку морали? Или малой доли самолюбия? Я теряюсь в догадках, что ещё, кроме родственных связей (самый нелепый, кстати, и сомнительный пункт, приходящий на ум), может его здесь держать. И… после этого он смеет называть меня дворняжкой? В самом деле?! Чёрт… С какой стороны посмотреть. Всему есть цена.
Отчеканивание подошвы о плитку. Щелчок дверного замка. Поток прохладного воздуха, прокатившегося по обнажённой коже. Подношу кружку к губам, совершая крупный глоток, точно желаю согреться. Не успеваю отстранить на достаточное расстояния, как Всеволод плотно обхватывает мои пальцы ладонями, высвобождая фарфор, забирает чашку из рук. Безвольно опускаю на подушку опустошенные запястья. Кусая губы в ожидании его последующего жеста. Обходит диван, не глядя, отставляя кружку на журнальный стол. Рывком отодвигая, забирает из моих рук подушку. Вздрагиваю от резкости жеста, выпуская из приоткрытых губ тихий всхлип. Довольно ухмыляясь, фиксирует руки на спинке дивана. По обе стороны от меня. Наклоняется ближе, глубоко вдыхая исходящий от меня страх. Ощущение, словно держит меня на грани. Не решив до конца, сохранит ли мне жизнь или же хладнокровно тот час уничтожит.
Потирается о скулу щекой. Сужая пространство меж рук, а после и вовсе фиксируя правую на моём затылке. Ищет губами мои, не позволяя допустить и мысли, что я могу отвернуться. Вдавливает плечи в спинку дивана, проникая второй рукой в зазор между мягкой обивкой и поясницей. Притягивает бедра к себе, оказываясь буквально зажатым между моих колен.
– Я не могу так, – пытаюсь сопротивляться на выдохе, высвобождаясь из захвата его горячих губ. – Пожалуйста, – молю тихо, стараясь до него достучаться. – Я даже не была в душе с утра.
– Отлично, – протягивает неспешно, выдыхая в приоткрытые губы, – Ты до сих пор пахнешь мной… И в твоём распоряжении нет аргументов, способных помешать мне вновь взять своё.
– Он может вернуться, – роняю тихо, ощущая вспыхивающий огонь стыда на щеках.
– Разве не ты, мгновение назад, уверяла меня в том, что не видишь повода чего-то стесняться?
– Я выражалась не столь фигурально, – оправдываюсь, сбито бормоча.
– Зря, – констатирует сухо, вновь впиваясь губами в оголенную кожу. Завершая после длительной паузы, в каждую из секунд которой мне хочется попробовать обернуться, удостоверившись, что в гостиной мы абсолютно одни. – Я не собираюсь читать между строк. Слышу то, что ты говоришь. Вижу то, что ты делаешь. Этого достаточно, чтобы наказать тебя за провинность или же вознаградить за старания. Глупо надеяться на то, что я стану подстраиваться. Если ты прислушаешься к моим советам, возможно… – затихает, запрокидывая мою голову назад. До предела. Натягивая пряди меж пальцев крепкого кулака. Жёстко глядя в глаза. Завершая стальным голосом бьющую по лицу фразу: – Нет, я не утверждаю, но всё же, возможно, положение, которое ты занимаешь в этом доме в корне изменится.
– Поняла, – отзываюсь хрипло, с трудом глотая, чтобы увлажнить пересушенное горло.
– Нет. Не поняла, – вторит бесстрастно. – Уясни для себя: ты моя вещь. Только моя. Тебя не должно волновать чьё-то мнение. Даже то, что бьётся фразами в твоей голове. Всё это будет в корне неправильным, если отличается от того, что озвучиваю я. Думай. Наперёд. Исполняй. Беспрекословно. Иначе… В конце-концов всё-равно поймёшь, что была не права.
Киваю. Морщась от боли. Отдаляясь от его кулака всего на пару десятков миллиметров.
– Вот и славно, – уверяет глухо. – А теперь сыграй мне страсть. Максимально правдиво.
(А.С)