Л а б а н. Вот это верно: понюхать вы сумеете — ароматом я, так и быть, поделюсь с вами.
Л а у р а. Ну что? Полакомился?
Л у и з а. Даже аромата не унюхал!
Л а б а н. Кто украл? Ну-ка открывайте свои глотки! Все! От кого пахнет медом, тот и вор. А ну, дыхнуть!
А ты где был? Ел мои пряники в уборной?!
Л ю д в и г. Во-первых, они не твои, во-вторых, можешь проверить.
Л а б а н. Ну берегись, юродивый! Если только это правда…
Л е о. Да точно! Сперва он ползал под кроватью, а потом выбежал.
Л а у р а. Эти друзья тебе дороже, чем мы?
Л у и з а. Тогда сматывайся вообще к этим своим зайцам! Ты не Лис!
В с е в м е с т е
Л а б а н. А ну, дайте-ка я им займусь… С ним пытались по-хорошему, беседами да уговорами… Но лирика не помогает, — что ж, попробуем физикой!
П а п а. Что здесь происходит?
Л а б а н. Отец, Людвиг четырнадцатый обманул меня!
П а п а. Тебя? Своего учителя? Значит, у вас обоих громадные достижения… Поздравляю!
Л а б а н. Спасибо! Эти достижения в том, что пропали мои медовые пряники, заработанные так лихо, так здорово! Высшим пилотажем хитрости заработанные! А он их стащил, и сейчас их наворачивают безмозглые зайцы!
Л ю д в и г. Они не глупее тебя! Просто они доверчивые и добрые…
Л а б а н. Все, предки, я отказываюсь учить этого рахита!
Л ю д в и г. Нет, это я отказываюсь учиться у этого бандита!
П а п а. Тихо! Прекратите базар! Где были пряники?
Л а б а н. Там, в углу под кроватью. Здоровенный кулек, целых пять фунтов!
П а п а. И как же они попали к зайцам?
М а м а. Людвиг вылез из-под кровати и, как пуля, пронесся мимо меня на улицу… Я кричала ему вслед, чтоб он не смел…
Л ю д в и г. Да я же на минуточку! Я даже не сам бегал к зайцам — я сразу встретил Гиену Берту и попросил ее доставить пакет. Она ведь теперь почтальонша, да? И потом, это ей по дороге, она сама сказала…
П а п а. И ты поверил Гиене?! О боже, какой простофиля!.. Все, весь лес знает, что доверить продуктовую посылку Гиене Берте — это значит пиши пропало! Она дважды попадала за это под суд, но судьей была Росомаха Дагни, с которой она, видимо, делится наворованным, и эта дрянь дважды выходила сухой из воды… Да, ты отличился, малыш… Скорее луна упадет твоим зайцам в суп, чем они дождутся Берту с пряниками!
Л е о, Л у и з а, Л а у р а
Л ю д в и г
П а п а
М а м а. Ну не томи же! Ты не рассказывал этого даже мне…
П а п а. «Се ля ви, — сказал он, — се ля ви».
Л е о. А что это значит?
П а п а. Проговорив это, старик впал в такую глубокую задумчивость, что я не решился приставать к нему… А вскоре Барс ушел куда-то на юг — ему был вреден наш климат… Так я и не узнал перевода. Но с того дня на самые трудные вопросы я отвечаю себе и другим: «Се ля ви…»
Л а б а н. Я могу тыщу раз сказать «Се ля ви», но мои пряники от этого не вернутся ко мне!
П а п а. Оставь эту тему, Лабан. Будь выше, не мелочись. А ты, Людвиг, надеюсь, поймешь, что обманывать собственных братьев и сестер р а д и ч у ж и х — нелепость. Ты совершил ее и, как видишь, наказал сам себя…
Л у и з а. Себя-то ладно, ему поделом…
Л а у р а. Но он всех оставил без пряников!
М а м а. Ну хватит! Отец вам толкует о высоких истинах, а вам все как об стенку горох… Людвиг, прекрати всхлипывать и укладывайся. Всем спать! Я считаю до трех и гашу свет… Раз!
Л ю д в и г. Папа, а Гиена Берта не могла исправиться? Вдруг она уже честная?
П а п а. Во сне тебе могут показать еще и не такое. А наяву Гиена есть Гиена, малыш.
М а м а. Я больше не жду! Два… Два с половиной… Три!
Л а б а н. Пять! Пять фунтов, черт возьми… Вот идиот, а?
М а м а. Гашу!
Л е о. Что ты делаешь, мама? За что ты целуешь этого психа?!