Читаем Рембрандт полностью

— Нет, ничего особенного — несколько лент, кулек вишен и шелковую подушку для моей тети, пасторши Сильвиус. — Саския слегка отстранилась, давая понять, что он должен убрать руку, но, отстраняясь, склонила голову набок, так что щека ее с тайной лаской скользнула по его руке. — А вот одну вещь я действительно хотела купить, но не смогла. Я видела ее в мебельной лавке, где брала подушку. По-моему, это что-то французское — нечто среднее между креслом и кроватью. Вам тоже следовало бы взглянуть на эту вещь — она просто великолепна. Рама и ножки резные, позолоченные, в ногах не то грифон, не то дракон, а в головах чудесный плачущий малыш Купидон со связанными руками.

Она чертила в воздухе рукой, показывая, как выглядит Купидон, грифон, полог; глаза ее сузились, щеки раскраснелись. Она явно одержима той же страстью к редким вещам, что и он, и за это Рембрандт любил ее еще больше.

— Почему же вы не купили ее, раз она вам так нравится? — спросил он.

— Купить? О господи, да куда же мне ее деть? Откровенно говоря, я подумала, что купить ее следовало бы вам — она великолепно подойдет для ваших мифологических картин. Хендрик того же мнения.

— Ну что ж, может быть, и куплю. Не сходите ли вы со мной посмотреть ее?

— В любое время.

— В любое время? Но вы так заняты, что у вас минуты свободной нет.

— Нашлась же у меня такая минута сегодня, — возразила она, возвращая ему пустую кружку и глядя ему в глаза со странной смесью лукавства и нежности. — А теперь мне пора. Не провожайте меня до дверей — когда я пришла, Лисбет уже накрывала на стол, а вы не должны заставлять ее ждать. До завтрашнего вечера, и да хранит вас бог!

Рембрандт остался там, где стоял — отчасти потому, что не хотел встречаться с сестрой, отчасти потому, что весь еще был во власти сладостных чувств, которые вызвал в нем приход Саскии. Он смотрел на скамейку, словно все еще видел перед собой кудрявую головку, и только появление Лисбет заставило его отвести глаза.

— Надеюсь, теперь ты наконец сядешь обедать? — спросила она. — Суп уже почти простыл.

— Не велика беда! Сегодня и без того жарко.

Он не хотел сказать ничего обидного: он был слишком счастлив, чтобы таить злобу. Но сестра ответила ему лишь суровым взглядом и вышла в гостиную, где был уже накрыт стол на двоих: Лисбет все еще сохраняла вид оскорбленной служанки, который она неизменно принимала в присутствии Саскии.

— Ты не собираешься купить себе несколько летних платьев? — осведомился Рембрандт, проглотив две-три ложки тепловатого супа.

— Нет, не собираюсь.

Лисбет отодвинула тарелку и уставилась на стену, поверх головы Рембрандта.

— Если тебе что-нибудь нужно, не стесняйся и покупай.

Как ни старался он скрыть раздражение, оно все-таки прозвучало в его голосе.

— Я всем довольна и ни в чем не нуждаюсь. Мне кажется, я в этом схожа с Маргаретой: мы обе не любим загромождать свою жизнь бесполезными вещами.

Рембрандту было бы легче примириться с недоброжелательностью, которая таилась в словах Лисбет, если бы она не произносила их с самым искренним и невинным видом. Но сестра не собиралась ставить на этом точку. Она облокотилась о стол, подперла щеку рукой и с притворной приветливостью взглянула на брата.

— Конечно, будь у нас много денег, я смотрела бы на все это иначе, — сказала она. — Если бы мы могли тратить их не задумываясь, мне, пожалуй, тоже пришло бы в голову купить нечто вроде той кровати, о которой рассказывала Саския ван Эйленбюрх.

— Я уже сказал тебе: о деньгах не беспокойся. Заказов на портреты у меня хоть отбавляй, и если мне захочется купить такую штуку, как кровать, я выдержу этот расход.

— А тебе известно, сколько она стоит?

— Нет, но я могу сходить и узнать.

— Надеюсь, ты не собираешься покупать ее?

Восторг, в который пришла Лисбет при мысли о том, что поймала брата на слове, тут же уступил место ужасу, внушенному ей мыслью о том, что намерения его, пожалуй, в самом деле серьезны, и лицо девушки исказилось.

— А почему бы и нет? Видит бог, я позволяю себе не слишком много удовольствий…

— Интересно, куда же тогда деваются деньги? Зарабатываешь ты вроде бы много, а по счетам мы до сих пор не уплатили.

— Сколько можно тебе твердить — не беспокойся ты о счетах! Хендрик говорит, что мне давно уже пора повысить цены. Еще несколько месяцев, и денег у нас будет более чем достаточно.

Лисбет унесла супницу и нарочито услужливо подала брату тарелку вишен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии