Реквием

Да… Как-то, уже будучи взрослой, в деревне у стариков в гостях побывала. Взяла в руки военных времен тяжелую медную кружку и словно оказалась в той далекой реальности. Даже озноб прошиб.

…Отец. Какой он отец! Угораздило же мать влипнуть. Нашла приключение на свою и мою голову. Вспомнилась ее шутка: «Быть мужчиной – это профессия, быть женщиной – призвание». «Достопочтенный папаша», мягко говоря, навязчивой манией страдал: патологически сильно сына хотел, чтобы род не пресёкся, а рождались девчонки. Мол, не мог ослушаться голоса крови, вот и оставлял их. Верил, что со следующей женой больше повезет. Всех жен своих винил в неспособности родить ему наследника. Не признавал поговорку: «Что посеешь, то и получишь».

…«Оправдался, зараза. Поднаторел в трёпе. Туфту гонит», – сочувствовали мне друзья по несчастью. Оно, конечно, хорошо, когда надежда золотыми нитями вплетается в жизнь. Только не в моем случае. Кого любить? Человека, которого, будучи ребенком, никогда не видела? Любить мечту, терзаться? Нет! Не нужен! Но почему-то постоянно возвращалась к мыслям о нем. А он думал, вспоминал? Зачем ему детдомовский выкормыш? Сам, видно, не был знаком с чувством сиротства, покинутости и безмерной тоски. Не знал, что значит, перемогая себя на людях, прячась по укромным уголкам, еле сдерживать придушенный вой обиженной детской души, когда одна мысль о нем отшибает сон чуть ли не до рассвета. Спокойный сон навевают хорошие мысли, но их неоткуда было взять. А знал бы и понимал, может, не раскидывал бы детей по белу свету.

«Впервые слышу такую резкую отповедь отца от Лены. Долго же она лежала в запасниках ее памяти», – удивилась Инна и сказала жестко:

– Не каждого человека можно назвать человеком. Многие из тех, что считают себя таковыми, ими не являются.

– Мой минутный интерес к отцу был вполне закономерен. Только не напрашивалась я ему ни в дочки, ни в сыночки. На дух не переносила подонка, многожёнца. Про всяких папаш наслушалась в детдоме, куда затолкала меня с его подачи судьба. С первых дней жизни подставил мне подножку, и загремела я в тартарары, и напевала лет до семнадцати втихомолку: «С детства меня невзлюбила судьба». А-а, что толку прошлое ворошить! По религии надо чтить отца и мать своих. Только иногда родство по духу важнее родства по крови.

– Говорят, детские обиды быстро забываются.

– Смотря какие. Некоторые навсегда застревают в памяти и в сердце.

– Ты права. Эта обида не из тех, что можно и нужно забывать.

5

– А ты во всем ищи позитив.

– И на смертном одре? – сказала, как отрезала Инна.

– Не надо…

– Мне кажется, у большинства домашних детей нашего поколения было очень похожее детство. Только сельские вкалывали, а городские болтались по улицам или, в лучшем случае, посещали музыкальные, художественные школы и различные бесплатные кружки.

– Как-то, помню, бегу из магазина, – я в то лето к деду в гости сама заявилась, одна приехала! – смотрю, а одни мальчишки из нашего двора, изнывая от безделья, занимаются тем, что плюют на асфальт кто дальше, а другие осмеивают каждую, проходящую мимо них девочку и гогочут от удовольствия. Никогда бы деревенским не пришло в голову такое времяпрепровождение. И у сельских детей иногда детство кажется одинаковым, если не вникать в подробности и тонкости жизни каждой семьи. Психологический климат все равно был разный. Поэтому однозначно ничего нельзя утверждать, – засомневалась Лена.

– Оно, конечно… У моей подружки до школы было счастливое детство. Она во всем слышала музыку. Не имея ни голоса, ни абсолютного слуха, постоянно напевала от радости жизни и с удовольствием помогала бабушке по дому и в огороде. Деньги у бабушки не водились, но они не страдали от этого, потому что любили друг друга. А потом родители забрали дочку в город, и боль разлуки намертво въелась ей в душу. Их хоромы и богатство ей были не в радость. То счастливое деревенское детство моя подружка в своем сердце с собой унесла. Оно всю жизнь ее оберегало. И до сих пор не изгладилось из памяти. Помню, как-то в минуту грусти она сказала мне горестно: «Некому теперь за меня молиться… Бывало, упаду в любящие руки, приникну к ним, и все беды уходят. И слов не надо. Так и не смогли родители оторвать меня от бабушкиных колен. Не понимали меня. И я их».

– Человек сам себя не всегда понимает.

– И ненавидят люди иногда друг друга из-за непонимания, из-за недоговоренности мыслей, – сказала Инна.

– В чем для меня счастье в детстве? Бывало, вся истекаюсь, испереживаюсь в ожидании наказания. Прямо трясусь при виде отчима. И суровый взгляд матери не сулит прощения. Мать такой была, потому что отчим – козырная карта «в колоде» нашей семьи. Высшая каста, белая кость! Молча проглатываю обидные замечания: мол, обнаглела, совесть как снег по весне тает. А я не виновата…