Реквием

– Прекрасный «экипаж», чудная кают-компания – центр притяжения талантов. Была пропасть работы. Мы буквально жили в НИИ, вкалывали не щадя себя, и отдыхали душевно. Антон задавал тон. Сам жил в бешеном ритме. Головой прошибал препятствия или обегал их вправо-влево на десять километров, но добивался своего. Ему сопутствовала удача, не омраченная внешними невзгодами. Мало того, умел и из нас выжимать все возможное. И за какие ниточки дергал? Наверное, собственным примером вдохновлял.

Он человек дела. Польза и максимальная отдача были его приоритетами, диалог и сотворчество – основными принципами в работе. И еще то, что новые знания надо делать всеобщим достоянием как можно скорее. Его блестящие идеи на научных семинарах и конференциях взрывали аудиторию слушателей. Активно жил не для себя. Вокруг него всегда была легкая непринужденная атмосфера. А всё почему? Не блат привел его в кресло директора института, а крепкая деловая хватка, сумасшедшая энергия, способность предвидеть, брать на себя ответственность, открытость ко всему новому.

– Тем более что государственная политика того времени была на его стороне.

– Антон руководствовался правилом, что Господь Бог воздает тем, кто трудится. Ценил любознательность, не знающую предела. Он красив, как творец, своим талантом. Он – человек-космос. И горд тем, что ему удалось сделать в жизни то, что он хотел.

– Звучит преувеличенно возвышенно.

– Но это так! И во мне он увидел то, что не разглядели на заводе, и этим раздвинул рамки профессии. У него особая манера изложения материала – во всем чувствовался вызов.

– Умел подать себя. Один говорит: «Я кладу кирпичи. Я зарабатываю деньги». А другой восклицает: «Я строю завод!» Жизнь не интересна, если работа рутинна!

– Он находил в людях то, что они сами в себе не видели и потому не могли реализовать. Заставлял в это поверить и без помех следовать выбранному направлению.

– Быстро оброс легендами.

– Я «вписалась в контекст» его компании и была счастлива возможностью работать с ним, находиться рядом. Это общение было в кайф. Он подарил мне сказку. Все у него было просто, естественно и соответствовало моим ожиданиям. Мы были молоды и энергичны. Все начинали с нуля и надеялись горы свернуть. Искали, в чем себя проявить. Иногда я думала: чего-то мне не хватает, чего-то неймется? Ах да, я не видела сегодня Антона. Я была наверху блаженства!

– И мне не хватает стремления окружающего мира к совершенству, – пошутила Лена.

– И ты начинала его переустройство и преображение с себя, – поды-грала ей Инна. И продолжила петь дифирамбы обожаемому Антону:

– А какая от него исходила мощная энергетика! Он феноменально владел словом, легко и красиво доносил свои идеи. Эти годы я расцениваю как подарок судьбы. И произошло мое воскресение из мертвых!

– Воскрешение. Потому что любовью и наукой, а не словом Божьим.

– Тебе видней, – согласилась Инна.

– У тебя устоявшееся мнение об Антоне. Умница, красавец. Он настолько однозначная фигура? Кудесник! «Рука полководца, разрезав пространство, послала на смерть тысячи солдат…», – ласково-насмешливо усомнилась Лена. – Хотя если учесть, что восемьдесят процентов наших чувств – это зрение…

– Он – талант!

– Верю. Талант дается с рождения. Это мастерство и знания можно наращивать.

– Представляешь, я иногда ощущала, будто в меня вселялся дух самого Антона. Ей-богу! (Что делает с человеком любовь!)

– И ты подумывала о том, что ум Антона относится к такому типу интеллекта, от которого ждешь, что когда-нибудь он изменит… судьбу человечества. Не продиктовано ли это… – опять начала подначивать Инну Лена. Но та не отвлеклась.

– Он открывал новые перспективы. Всегда был в прыжке, в полете. Работа была его жизнью. Он никогда не дал мне повода усомниться в нем. И я училась отличать главное от второстепенного. А подлинно важного в жизни, ты же знаешь, не так уж и много. И я рядом с ним росла не эволюционно, а мощными скачками.

– И была верна избранному им пути. И, конечно, была в курсе всех его намерений.

– Лена, ты никогда не была в кабинете Антона? Понимаешь, непритязательность обстановки подразумевает величие его хозяина, который может позволить себе подобный скромный интерьер, не опасаясь, что это отразиться на его репутации. Теперь говорят – на имидже. Лишь одна деталь, один аристократический штрих вносил в него ноту роскоши – старинная картина напротив его рабочего стола. Видно, с ней у него что-то важное было связано. Антону ведь на самом деле ничего не надо было, кроме удачи в работе и престижа института. Он был из тех, советских, которые мечтали построить общество счастливых людей. Все мы тогда шли по жизни в поисках красоты, величия и благородных свершений.

«Чрезвычайно утомительная словоохотливость. Если не остановлю, будет прославлять Антона до утра», – озаботилась Лена. И, шутя, огорошила подругу:

– Верю, Антон – человек редких достоинств, но масштаб его таланта – по современным меркам – никогда не соответствовал его денежному содержанию, предлагаемому родным государством.

Но Инна продолжала восхваление: