Река убиенных

– Это ж почему? – спросил Грошев после некоторой паузы. Голос его сразу же стал жестким.

– Подстрелили мы этого лейтенанта. При попытке к бегству.

– Ты что, сдурел?! Какая еще «попытка к бегству»?! Я вас спрашиваю!

– Так получилось. Офицер ударил конвоира ногой, пытался убежать в плавни. А тот пальнул.

– Тогда иди и добывай им нового лейтенанта, понял? Сам иди и добывай. И в штаб я звонить не буду. Разведчиков отпугивать от тебя тоже не стану. Не подашь им к машине немецкого лейтенанта или другого офицера – пойдешь под суд. Я вас спрашиваю!

Положив трубку, Штубер зло рассмеялся, хотя в сущности ему было не до смеха. Попасться в руки русской контрразведки за то, что расстрелял пленного немца! Сюжет, который может привести в изумление кого угодно. Вот только становиться героем этой истории ему не хотелось.

Быстрым шагом, почти бегом, он направился по ходу сообщений в передовой окоп, но, добравшись до развилки, от которой один из ходов вел к санитарному блиндажу, чуть не столкнулся с бегущим ему навстречу солдатиком.

– Товарищ лейтенант, там такое творится, там такое… – вполголоса, но очень взволнованно заговорил тот.

– Что именно там… творится? По-человечески изложить можешь?

– Семенюк приполз. Его ножом в спину.

– Как это, «приполз»? – опешил Штубер. – Кто его… в спину?..

– Свои же. Предатели. А немца, пленного офицера, отпустили. Один стрелял в воздух, чтобы мы думали, что расстреливает пленного, а другой в это время Семенюка ножом в спину. Его ножом, а сами сбежали.

Штубер и солдат прошли одну накрытую плащпалатками и ветками «спальню» бойцов, вторую, третью. Отовсюду доносились то храп, то приглушенные голоса. Выставленные сержантами часовые тоже дремали, сидя в пулеметных точках. Только там, недалеко от плавней, действительно копошилась небольшая группка окопников.

– Значит, Семенюка ударили и бросили? Он пришел в себя и приполз? – начал уточнять Штубер, остановившись и заставив остановиться гонца. – Что еще успел сообщить этот ваш Семенюк?

– Он еле говорит. Умрет, наверное. Сказал, что здесь действует группа предателей. Немецких агентов. Что он давно понял это.

– Какая еще «группа»? Он имел в виду тех двоих, что расстреливали? Ну, говори, говори…

Солдат замялся, но потом еле слышно проговорил:

– Он сказал: «Те двое, которые появились с лейтенантом. Тоже немцем».

– Так и сказал? – переспросил Штубер, сразу же свернув в переход, ведущий к оврагу, куда они планировали относить убитых.

– Сам слышал.

– Тогда кто тебя послал за мной? Старшина? – Он не мог рассмотреть лица солдата.

– Нет, я сам. Услышал и побежал. Я чуть в стороне стоял. Они даже не заметили. Предупредить вас хотел. Знаете, еще и вправду ляпнут на вас. Семенюк это может. Мы из одного села, о нем давно слухи…

– А, так вы давно с ним знакомы?

– А какой же вы немец? Скажет тоже.

– Был учителем немецкого языка в школе. А жил в Прибалтике, потому и говорю с легким акцентом – вот и все, – как можно спокойнее объяснил Штубер. – Я пытался поговорить с пленным. Вроде получалось. Ну, Семенюк это слышал. Он что, был у вас в селе активистом?

– Не то чтобы активистом, а просто… Ходил, высматривал. Если что, сразу сообщал в милицию или куда там еще.

– Ясно. Сколько их там вместе со старшиной?

– Человек пять.

– Приготовь оружие.

– Зачем?

– Все может быть. Если что – сразу стреляй. Представлю к награде. За мужество и спасение командира. Понял?

– А… старшина? – испуганно спросил солдат. Это был довольно рослый, крепкий парень. Штубер вдруг вспомнил, что приметил его еще тогда, когда оказался у машины, везущей новобранцев на передовую.

– Поди знай, что он за человек, – неопределенно ответил лейтенант.

41

Сокращая путь к плавням, они пробежали лощиной, пересекли небольшой холм и оказались как раз над тем местом, где на развилке окопов четко очерчивалось несколько фигур и раздавались негромкие голоса.

– Что здесь происходит?! – С немецкой стороны ударил пулемет. Свинцовая очередь вспахала холм чуть левее того места, где стоял Штубер. – Кто это, Семенюк?

– Он самый, – ответил старшина.

– Он еще жив?

– Пока еще… Вот, вернулся…

– Знаю, что вернулся, – брал инициативу в свои руки лейтенант. – Перевязали?

– Нет. Потерял сознание.

– Так какого черта?! Быстро перевязать. Старшина, свяжитесь с комдивом, пусть пришлет фельдшера или медсестру… надо как-то доставить его в медсанбат. Он еще понадобится нашим особистам как свидетель. Выполняйте, старшина.

– Есть. – Старшина недоверчиво посмотрел на пистолет в руке офицера и попятился по окопу к командному пункту.

– А что те двое? – спросил ему вдогонку Штубер. – Не объявлялись?

– Предатели они. Фрицевские агенты, – ответил вместо старшины кто-то из четверых солдат. – Семенюк полз и громко стонал. Мы услышали. Сначала думали: немец.

– Хватит подробностей. Значит, те двое ушли? Сговорились и ушли? Ну, сволочи…

– Темное дело, – только и сказал старшина, поторапливаясь уйти подальше от лейтенанта.

Штубер спрыгнул в окоп, наклонился над Семенюком. Тот лежал на подложенной кем-то шинели, грудью вниз. Гимнастерка на спине была липкой от крови и грязи.