– Только не из лесу, а из придорожного перелеска, – беззаботно уточнил Штубер. – Это же я и должен был принять взвод новобранцев. Однако меня задержали в областном военкомате, поэтому послали старшину. Вместе с двумя бойцами из комендантской роты я встречал его потом на дороге, чтобы сразу сюда. Жаль, погиб старшина.
– Тогда еще понятнее, – облегченно вздохнул Конюхов. – А то сразу: «Шпион! Шли гонца в штаб».
Штубер улыбнулся. Покачал головой. Потом, немного подумав, поманил старшину пальцем, чтобы тот наклонился.
– Чего ж все-таки не послал? Так, по-честному, между нами… Ведь у самого тоже были сомнения.
– Были, конечно, как не быть?
– Тогда в чем дело?
– Так ведь вы же воюете здесь, вы на фронте, а не где-то в тылу заводы взрываете. Вдруг ошибся бы.
– Я могу быть с вами откровенным?
– А чего ж, конечно… – воровато оглянулся Конюхов.
– Только чтобы это осталось между нами, – сурово потребовал обештрумфюрер.
Старшина кивнул и опять оглянулся.
– Я из разведотдела армии. Выполняю здесь особый приказ. Не исключено, что придется даже попасть в плен. И перейти на службу к немцам. Так надо. Потому и заигрываю с лейтенантом. Однако всего этого ты, старшина, не слышал.
– Крест святой. Как можно?! – простодушно поклялся старшина. Хотя Штубер и не был убежден, что тот окончательно поверил ему.
– Словом, хорошо, что ты не поспешил. Имел бы крупные неприятности из-за того, что раскрыл меня перед бойцами и сорвал задание.
– А ведь точно: имел бы. Знаете, в окопе оно проще. Вот – ты, вот – твои бойцы, а там – враг. В политику я не суюсь. Без меня разберутся.
– Тогда почему этот паренек так старается?
– В НКВД мечтает работать.
– Мечтает или уже работает?
– Пока только мечтает. Сам признался.
– Вот как?! А что, эдакая жилка в нем есть. Надо бы подсказать кому надо. Пусть возьмут на заметку, помогут. Мечта все-таки.
Такое завершение разговора, кажется, окончательно успокоило старшину. И все же Штубер понял, что он все еще находится на грани провала. Ощущение опасности еще больше усилилось, когда буквально через несколько минут позвонил капитан Грошев и сообщил, что к одиннадцати вечера, скрытно, должно подойти крупное пополнение. И что на его участок он еще дополнительно выделит взвод, поскольку приказано сдерживать здесь немцев до тех пор, пока позади, на вершине возвышенности, не будет создана новая линия обороны.
– А что, разве она уже создается? – уточнил Штубер.
– Ну, окопы роют. Наблюдаю. К ним и будем отступать, когда нас окончательно обескровят.
– Те, кто уцелеет, возможно, и отступят, – не преминул заметить Штубер, взглянув на часы. Двадцать два тридцать. Он-то рассчитывал еще более ослабить оборону участка. То ли на прощание швырнуть в окопы пару гранат, то ли хотя бы заманить с собой в плавни несколько бойцов и там убить… В зависимости от обстоятельств. Но теперь эти обстоятельства складываются так, что придется уходить вместе с пленным. Хотя к окопам он его, конечно, пошлет первым.
Выждав еще полчаса, Штубер подозвал к себе старшину и Семенюка и вместе с ними подошел к санитарному блиндажу. Розданов и Лозовский уже ждали его там. Пленный, похоже, тоже был готов. Хотя и выглядел довольно спокойным.
– Семенюк, и вы двое, – ткнул Штубер пальцем в Розданова и Лозовского, – отведите пленного в плавни и расстреляйте. Это приказ командования.
– Точно, был такой приказ, – неожиданно подтвердил старшина, чтобы никто не засомневался в правдивости слов лейтенанта.
– Есть расстрелять! – вытянулся в струнку Розданов, давая Семенюку понять, что он здесь старший.
– Ведите его плавнями в сторону немецких окопов. Чтобы не было доказательств, что мы расстреливаем пленных. Погиб во время атаки, как многие прочие.
– Опять же ясно, – вновь вытянулся Розданов.
– После расстрела немца похоронить? – спросил Лозовский.
– На кой черт? Хотя… Можно в болото. Тогда уж точно без следов.
– Есть «без следов».
– Товарищ лейтенант, – ожил доселе молчавший Семенюк, – пошлите вместо меня кого-нибудь другого. Никогда в жизни не расстреливал.
– Вот и представится случай, – негромко, но властно ответил Штубер. – Вдруг потом по службе пригодится. Так что выполнять приказ.
«А ведь этот парень почувствовал холодок гибели», – сказал себе Штубер. И, как только Семенюк отвернулся, жестом, но так, чтобы и старшина тоже не видел, показал Розданову: «Этого – ножом».
40
Выстрел этот Штубер сразу выделил из всех прочих, которые то и дело раздавались в плавнях и по ту сторону излучины. Он прозвучал как-то особенно выразительно и призывно. Розданов, очевидно, специально выбрал момент, когда стрельба вокруг поутихла. И хотя выстрел поручика снова вызвал пулеметную чахотку и по ту сторону плавней, и в немецких окопах, заглушить его для Штубера не смогла бы уже никакая канонада.
– Спрашивается тогда, на кой черт мы брали его в плен, таскались с ним? – проворчал старшина, которого Штубер пригласил к себе в блиндаж.
– Что с ними еще делать? Пришли сюда, ворвались в дом, как бандиты…
– Оно так. А все же… Как-никак жизнь человеческая ушла.