Река убиенных

«И теперь, находясь здесь, я должен вступать в сговор с гитлеровским лейтенантом, этим провинциальным мерзавцем, чтобы помог мне вернуться в стан вермахтовцев, помог снова стать врагом, снова, в который раз, предать… Хотя, пардон, – вдруг остановил себя Розданов. – Тогда, в рядах белого движения, я никого не предавал. Никого. Ибо тогда я оставался верным офицерскому долгу. Пусть большинство народа тянулось за большевиками, поддаваясь демагогическим обещаниям по поводу земли, равенства и братства, которых они так и не получили и вряд ли когда-нибудь получат. Но в то же время огромные массы российского люда поддерживали и нас. И не моя вина, а моя беда, что в конце концов народ сделал тот выбор, который он сделал. Этот свой роковой выбор».

С этой облегчившей его душу мыслью Розданов и подошел к открытому чуть позади окопов и накрытому сверху бревнами и ветками санитарному окопу-полублиндажу, в котором в тени-прохладе молился, ожидая своей участи, немецкий лейтенант.

– Как служба, Лозовский? – с наигранной бодростью поинтересовался у часового.

– Страшновато… Скорей бы уже… – поднялся ему навстречу дезертир, тоже пристроившийся было так, чтобы толика тени досталась и ему. – Что немец, что я. Оба ждем, когда за нами придут.

– Что в этом странного? Обычные ощущения дезертира и пленного.

– Ты-то сам кто? – оскорбленно проворчал Лозовский. – На мне хоть крови нет.

– Этого мы пока не учли. Спасибо за напоминание. Прежде надо было «повязать» кровью. Закон любого преступного сообщества. Ведет себя наш германец как? – не стал дальше подбрасывать поленья в огонь Розданов.

– Смирился. Но сюда этот приходил, Семенюк, или как там его. Ну, тот, в присутствии которого лейтенант учинил пленному допрос. Пришел, поговорили. И, сдается, заподозрил он что-то. Все допытывался, откуда родом наш лейтенант, почему так хорошо знает немецкий.

– Заподозрил, естественно. И кто бы на его месте не заподозрил? Если Штубер – обычный красноармейский лейтенант, то почему так хорошо владеет германским? А если так хорошо владеет, то почему в окопах на передовой, а не в штабе, не в разведке? Ну а ты что?

– Сказал, что лейтенант – бывший учитель немецкого.

– Гениальная мысль.

– Но парень все равно чует что-то неладное. И вроде бы уже поделился своими страхами еще с двумя солдатиками.

– Видел-видел… Он и возле старшины ошивается. Придется успокоить этого провинциального мерзавца вечным упокоем.

– Сам смерти ищет, сам, – прошептал дезертир, испуганно крестясь.

– Ладно, покарауль здесь вблизи. Теперь я с этим лейтенантом сам потолкую.

Пленный уже понял, что речь идет о нем, поднялся и бледными трясущимися руками поправил китель, застегнул верхние пуговицы.

– Только не нервничать, господин лейтенант, – упредил его вопрос Розданов, перейдя на немецкий. – Перед вами тоже лейтенант вермахта. Из русских, естественно.

– Хватит с меня ваших спектаклей! – вдруг взорвался пленный. – Я требую, чтобы меня судили! Или отправили в тыл! В комендатуру ближайшего города. Я голоден. Взяв меня в плен, вы обязаны позаботиться о моем содержании. О содержании, достойном офицера.

39

Еще добрых две-три минуты Розбах высказывал свои яростные претензии, угрожал, что пожалуется на их лейтенанта русскому командованию, что очень умилило поручика; а еще он требовал пищи и воды; наконец, попросил пистолет, желая «покончить с жизнью, как подобает офицеру рейха».

И все это время Розданов терпеливо, молча выслушивал пленного, сдерживая вполне естественное желание изо всей силы съездить ему по худой, продолговатой, как у состарившейся гончей, морде.

– Вы ведете себя, как провинциальный мерзавец, лейтенант. Я ведь представился: перед вами лейтенант германской армии, бывший поручик русской Белой гвардии Розданов. Какие еще разъяснения по этому поводу вам нужны?

– Я не желаю принимать игры вашей контрразведки, ЧК или как вас там следует называть! – снова взвизгнул лейтенант.

И тогда Розданов захватил его за китель, притянул к себе, резко ударил головой так, что рассеченные губы сразу же покрылись кровяной пеной, и прошипел:

– Или ты поймешь меня, или я сейчас же утоплю тебя в этом зловонном болоте. Причем топить буду медленно, смакуя. Ни один красно-русский тебя бы так не топил. Дошло?

– Прекратите избивать меня, – сорвался на полушепот пленный. Но именно этот срыв подсказал Розданову, что германец поуспокоился и готов к разговору.

– А теперь слушайте меня внимательно. Нашу группу возглавляет офицер СС, агент гестапо, в чине оберштурмфюрера. Это известный разведчик. Этой ночью мы должны перейти линию фронта.

– Речь идет о лейтенанте, который меня допрашивал? – пробормотал Розбах, все еще недоверчиво рассматривая красноармейскую гимнастерку человека, выдающего себя за офицера вермахта.

– Неважно, о ком именно идет речь. Не задавайте слишком много вопросов. Ибо отвечать на них будут в гестапо. Вы этого хотите?