«А ведь они могли ворваться в наши окопы на плечах отступающих, – с досадой прокомментировал это зрелище оберштурмфюрер. – И уже через каких-нибудь полчаса выйти к реке. Ах да, этот неистребимый немецкий педантизм. Не было, видите ли, приказа преследовать противника, атакуя его вторую линию. А в штабе, очевидно, плохо представляют себе силы заслона. Разведка опять не сработала».
– Все, разъядренили нас, – еле выговорил старшина, оседая на бруствер прямо перед лейтенантом.
– Вижу, что разъядренили. Чем хвастаешься?
– Что ж вы, сукины дети, не подошли, не подсобили, если все видели…
– Что за тон, старшина?
– Да брось ты со своим тоном, сынок, – устало махнул рукой прибывший. Возраст его был таким, что он и в самом деле спокойно мог называть Штубера «сынком». – Ты вон посмотри, сколько нас отошло. И двадцати человек от роты не осталось.
– Успокойтесь, старшина, не одни вы отходите.
– Дык кому ж от этого легче? Разве что немчуре. Хотя им тоже в радость не будет.
– Представьтесь, старшина.
– А шо ж тут представляться? Конюхов. Старшина. Весь тут.
– Так вот что, «Конюх-старшина весь тут», соберите эти свои остатки роты и займите левый фланг. Вплоть до акации. И побыстрее. Окопы там только намечены. Работы до утра.
– Так, может, сразу отойти на левый берег Днестра, и уже там, усилив боевые порядки левобережных частей…
– Стратег ты, Конюх-старшина: «отойти, усилить». А эту землю оборонять по-твоему не нужно?
– Оборонять нужно там, где ее сподручнее оборонять, – тяжело вздохнул старшина. – Если бы этому еще и офицеров наших учили…
– Прекратить болтовню, старшина! Выполнять приказ. И спускайтесь в окоп, что вы на бруствере мишените?
Старшина обиженно покряхтел и испепеляюще посмотрел на лейтенанта.
– Ну, воюем, землячки хреновы, ну воюем… – посокрушался он и тяжело, почти по-стариковски, опираясь кулаком о бруствер, поднялся. – Неужели ж ни одного мудрого генерала-маршала в этом войске не осталось? Как стадо гонят нас. От самой границы по Пруту. Ну, землячки хреновы…
Штубер посмотрел на часы. «Сейчас у них там будет ужин, – сглотнул он слюну. – Грошев тоже обещал, что кухня подъедет. Но когда это будет, «землячки хреновы»? У вермахта ужин, поэтому до темноты атаки не будет. Ночью тоже не пойдут. Значит, к реке выйдут с восходом солнца. Чтобы в тот же день, не теряя людей под огнем русских батарей, форсировать. Все рассчитано».
– Но два пулемета мы вам все же притащили, – как-то обиженно напомнил старшина, словно предупреждая, что может отнести эти пулеметы обратно. – И трахтоматов немецких целую кучу.
Не обращая на него внимания, оберштурмфюрер взглянул на небо. Солнца уже не было. Но темнело медленно. Какой же он сегодня долгий, этот южный вечер.
– Что будем делать, оберштурмфюрер? – тихо спросил Розданов, неслышно приблизившись к Штуберу. Вилли стоял у пулеметного гнезда и рассматривал в бинокль глазеющих в их сторону вермахтовцев. Бинокль этот он конфисковал у пулеметчика, отступившего вместе со старшиной.
– Радоваться жизни.
– Нарадовались. Пора уходить, пока сюда не нагрянули эти принципиальные мерзавцы из контр-разведки.
– И нагрянут. Почему бы им не нагрянуть?
– Но если нагрянут, могут поинтересоваться, откуда взялся здесь лейтенант Гуревский.
– И должны поинтересоваться, – попытался отговариваться в том же духе, но вовремя прервал себя: – Не причитать, поручик, не причитать.
– Мы и так… то ли Бог нас хранит, то ли черт.
– Главное, что хранит, – меланхолично ответил Штубер. – Слушайте меня, красноармеец. Немедленно идите к пленному. Смените Лозовского. Подготовьте лейтенанта к переходу к нашим.
– Каким образом? – по-солдатски, в кулак, раскуривал махорочную скрутку Розданов.
– Обо мне ни слова. Ведите переговоры от своего имени. Скажите, что, как только стемнеет, вы поведете его якобы расстреливать. В плавни, под иву, под которой состоялся первый допрос. Если он окажется благоразумным и согласится на наши условия – выстрелите в воздух. Взамен он должен пробраться к нашим, а сделать это здесь не так уж трудно, и передать, что в два ночи к их окопам подползет группа немецких диверсантов, вернувшихся с того берега. Из полка «Бранденбург».
– В два ночи… из полка «Бранденбург»… Понятно. И что?
– Пусть не вздумают «салютовать» нам из всех своих видов оружия.
– Как мы узнаем, что он передал все это?
– Две красные ракеты и одна зеленая. В сторону плавней.
– А если он не поверит?
– Кто, лейтенант? Куда ему деваться? Главное, чтобы не сошел с ума от неожиданно свалившейся на него удачи. «Расстреливать» поведете вместе с Лозовским. Только учтите: на островах красные, там засады.
– Я это заметил. Не исключено, что есть заслоны и на краю плавней.
– Есть. Я наблюдал их передвижение. В случае чего, вы должны будете отвлечь их, вызвать огонь на себя. Жизнь лейтенанта сейчас дороже.
– Спасибо за оценку, барон.
– Я ведь не сказал, что вы обязаны погибнуть, – миролюбиво похлопал его по плечу Штубер. – Отвлечь и уйти. Утром мы все это спишем на недоразу-мение.