Лайнер летел уже над огромным городом. Сверху был виден продуманный архитектурный план. Круглые пустые площади обрамлялись разновысотными домами-ангарами, и между этими площадями тянулись ровные линии улиц. Соединяясь в какой-то из площадей, улицы также геометрически точно разлетались к другим круглым и пустым пространствам. Профессор заметил, что крыши всех домов, окружающих площади, были выкрашены в разные цвета. От палитры рябило в глазах – зеленая площадь соседствовала с красной, фиолетовая с желтой и так далее. Гармония вызывающе проявляла себя, нисколько не смущаясь агрессивным цветовым хаосом.
Самолет развернулся.
– Пока все, господин профессор. Как и предупреждал, я нахожусь в самом начале своем. – Лотос все это время не спускал глаз с профессора и молчал, изредка отвечая на вопросы Асури.
– Лотос, – испуганно проговорил профессор, – а где Байхапур? Почему я его не вижу?
– Его нет в этой цивилизации. Он существует только в вашей реальности. На самом деле ни Байхапура, ни чего-либо другого нет…
– А ваша цивилизация?
– Перед вами, господин профессор…
– Я не могу увидеть свой Байхапур с борта этого лайнера, Лотос?
– Можете, конечно, можете. Только это мираж, не более. Реальность такова, что существуют всегда две цивилизации: вселенская и еще какая-то. Как только наступает время естественного исчезновения, вторая цивилизация превращается в ничто, и возникает вместо нее другая. Это ничто еще хранит какое-то время память о себе, но постепенно и она стихает. Сейчас вы уже только мираж, хотя внутри своей реальности вам кажется обратное. Смотрите, господин профессор…
Афа повернулся к стеклу.
LIV
Да, там, внизу, растекался его любимый Байхапур. Весь исчерканный кривыми линиями – дорогами, вокруг которых ничего не росло. Но вот стали появляться дома, очень знакомые человеческие здания, с островерхими крышами, монастыри, усыпанные деревьями. Уже вовсю проявлялся город-республика – дома плотно прижимались друг к другу, по магистралям летели автомобили. Прекрасный беспорядок царил внизу. Не подчиняясь никаким законам, улицы города петляли, беспорядочно соединялись между собой, одинокие деревца изредка пробивались между домов. Океан! Он вновь показался знакомым Афе, он совсем не изменился – ни в разуме Лотоса, ни в человеческом любовании. Неожиданно океан стал окрашиваться в желто-свинцовые тона. Прозрачность толщи воды исчезала, оставалась только эта свинцовость, теперь уже переходящая в коричневое месиво. Профессор посмотрел правее, туда, где, по его мнению, мог бы находиться источник этой грязной воды. Пестрая долина, с которой стекало все отвратительное и вязкое в океан, постепенно превращалась в гору. Профессор отпрянул от иллюминатора: внизу лежала свалка, кормившая его все время изгнания. К свалке со всех сторон вели широкие дороги. Она была огромной, размером с половину Байхапура, не меньше…
– Вам видно, господин профессор?
– Да, Лотос… – Афа откинулся на спинку кресла.
Смотреть больше не хотелось.
– Да, Лотос, – повторил Афа, – мы можем вернуться.
– А что будет с людьми, Лотос, с человечеством? В твоем сочинении ему нет места?
Все трое уселись на лужайке перед капсулой, которая только что летала над облаками.
– Ну, во-первых, до этого еще не дошло, профессор. А во-вторых, почему вы так печетесь о человеке? Я исключаю обычное милосердие, противоречащее справедливости, опускаю человеческую веру, что спасение неминуемо окажется рядом в горькую минуту, не думаю, что вы просто из жалости спрашиваете меня об этом. Пожалуйста, скажите, почему я должен считаться с человеком как таковым? Я готов понять вас, профессор, готов принять во внимание ваше величие перед наукой, ваше открытие существования иной цивилизации. Я готов оказать почести не только вам, но и еще тысяче-другой не менее достойных. Поверьте, господин профессор, есть среди вас исключительные человеки, чьи работы заслуживают пристального внимания не только внутри вашей цивилизации. Я могу назвать вам десятки имен, которые останутся в памяти и нашей истории. Вы в их числе, господин Асури… Сейчас же вы передо мной в своей реальности, я перед вами – в своей. В этом случае подразумевается искренность и чистота помыслов. В вашей искренности я не сомневаюсь. Исключите из чистоты помыслов огорчения за всю вашу историю – говорите, заботясь о сущности.