Рейтинг Асури

Варгас вышел вперед и махнул руками в сторону домов. Толпа разбежалась. Ушел и вождь. Побережье опустело, и только Даша осталась у самого края воды. Она стояла с протянутой рукой, словно продолжала держать профессора.

Афа вглядывался сквозь увиолевое стекло забрала, пытаясь разглядеть глаза сына, потом он попытался приподнять преграду, но она не поддавалась. Наконец Кирилл сообразил снять шлем. Молодое чистое лицо источало давно забытый запах человека цивилизации.

– Сын! Сын! – шептал Афа сквозь усы и бороду.

Кирилл смотрел на отца, изо всех сил стараясь сдерживаться. Потекли слезы.

– Здравствуй, бородач, – проговорил Кирилл и, не выдержав, уткнулся в плечо отца.

Все внутри профессора переворачивалось. Он совершенно не понимал своих чувств. Память молчала и не давала подсказки: ни Байхапура, ни Бразилии, ни Дубровника, ни маленького Кирилла, ни Гриппы… Словно ничего никогда не было и появилось только сейчас. Без прошлого. Афа мотал головой, пытаясь восстановить в памяти хоть что-нибудь, – ничего не получалось. Отдельные слова мелькали искорками в голове, но не восстанавливалось ни одного плотного чувства, от которого можно было начать вспоминать прошлое. Мужчины вышли из воды и сели возле Даши, совершенно ее не замечая. Очнулся Афа только в тот момент, когда Кирилл стащил с себя странный рюкзак и положил себе на колени. Это был походный футляр для скрипки.

Профессор неожиданно рассмеялся – громко, легко, раскатисто. Повалившись на песок, он потянул за собой сына. Словно разорвавшаяся граната в гулком подвале, эхом прокатилось по побережью:

– Господин Суриков!

Мужчины вздрогнули. Первым вскочил на ноги Кирилл.

– Папа, я сейчас! – Он рванулся к лодке, отбросив шлем, двумя руками придерживая футляр.

У лодки полковник негромко, но очень активно что-то выговаривал Кириллу. Тот мотал головой, отказываясь понимать. Вытащив из кармана мобильный телефон, он кому-то позвонил и, дождавшись ответа, что-то сдержанно произнес. Кивнув невидимому собеседнику, Кирилл передал смартфон полковнику и терпеливо ждал окончания разговора. Прошла минута, которая на берегу казалась вечностью. Отец смотрел на сына, готовясь к любому решению.

Полковник кончил говорить и отдал телефон юноше. Мотор снова заурчал, и шлюпка ушла к катеру. Кирилл стоял в воде ровно столько, сколько понадобилось пограничному судну, чтобы сняться с якоря и развернуться в сторону океана.

Придерживая футляр, Кирилл медленно брел к берегу, на ходу расстегивая комбинезон.

XLVII

– Сын, что ты задумал? Зачем ты здесь? – Профессор не находил других слов от оцепенения. Уставшая память подсказывала только сухие, без тепла, фразы.

– Погостить, папа… Не возражаешь? Концерт у меня только в субботу – есть немного времени.

– А сейчас что? – выпалил профессор, совсем не ожидая от себя такой глупости.

– Сегодня вторник, господин профессор, – рассмеялся Кирилл и стал снимать военное защитное обмундирование.

Афа оглянулся и побежал к Даше, которая продолжала стоять у самого края воды. Он взял ее за руку, и они вернулись к Кириллу.

– Сын. – Профессору очень хотелось произносить это слово. – Кирилл, это Даша. Познакомьтесь.

Кирилл, уже сбросив куртку комбинезона, стоял со спущенными резиновыми штанами и пытался расшнуровать намокшие ботинки.

– Очень приятно, Даша… Я Кирилл. – Он бросил свое занятие и, выпрямившись, протянул руку женщине.

– Спасибо, я Даша…

– Понял, – сказал серьезно Кирилл и опять рассмеялся.

– Ты чего? – казалось, что Афа смутился.

– Нет, ничего, папа. Просто я понял и сказал об этом. Куда идти?

– Я покажу, – заторопилась Даша и побежала вперед.

– Красивая, – шепнул Кирилл и прижал отца к плечу.

У домика Мэле вертелись люди. Завидя мужчин, они бросились врассыпную. В самой комнате кто-то уже заботливо установил третью лежанку и зажег свечи, принесенные со всех концов поселения. Солнце пробивалось сквозь дырки в тряпках, разрезая лучами тень комнаты. Внизу горели свечи, было тихо и, как считалось в поселении, уютно. Кирилл вошел в лачугу.

– Кофе хотите? – тихо проговорила Даша.

Никто не ответил. Кирилл, кажется, даже не слышал вопроса. Уткнувшись в ладони, он молчал, и только плечи вздрагивали в безмолвном плаче.

– Папа… папа… папочка! – успевал выговаривать Кирилл, когда тело уставало дрожать. – Что с тобой сделали, папа? За что? Сколько я тебя искал, папа мой…

Афа неуклюже подсел на лежанку сына и теперь осторожно гладил его по голове. Что говорить в такую минуту, он не знал. Но даже если бы и знал, то все равно не проронил бы ни слова. Горе было понятно каким-то ясным чувством, но настолько далеким от профессора, что любое его слово могло оказаться равнодушным и холодным. Афа терпеливо ждал, когда Кирилл успокоится.

Много прошло времени, а отец и сын продолжали смотреть друг на друга. Вождь топтался у дверной занавески, так и не решаясь вмешаться в молчаливый разговор двоих мужчин. У лачуги Мэле стояли несколько любопытных, которые пытались заглянуть сквозь порванные в нескольких местах пестрые стены.

– Езус Мария! – тихо пролетело по хижине.

Мужчины вздрогнули.