Группа уже подошла к холму, осталось теперь только спуститься по крутой тропе вниз. Шли по одному, и, как только внизу кто-то добирался до пологого места, шел следующий. В поселке уже раздался сигнал, люди сбегались к красному дому. Несколько человек выстроились у кучи собранного добытчиками за весь день и, поднимая пакет, выкрикивали его название. Тут же подходил человек и забирал необходимый продукт. Вся куча разделилась на несколько десятков рассортированных находок. Что-то еще валялось на площади, но это уже не интересовало дежурных, раздающих добычу. Раздался еще один сигнал, и рваная толпа ринулась поглощать те остатки объедков, которые не понадобились поселению.
Этого Асури уже не видел. Он спешил к океану и сейчас плыл вдаль, смывая с себя остатки дневного труда. Океан принимал профессора и подталкивал к нему маленьких рыбешек, которые срывали с него даже крохотные воспоминания о свалке Байхапура.
XXXIII
Только-только начинало смеркаться, когда в пестрое общежитие искателей пропитания принесли еду. Из миски пахло приятно, намного приятнее, чем профессор мог себе представить. Брезгливость исчезала: ему казалось, что это какая-то игра и что на самом деле он ест блюдо, приготовленное из прекрасных и свежих продуктов, а свалка – это всего лишь жуткая метафора человеческого финала. Сознание не приводило никаких доводов, кроме одного – социальный человек способен привыкнуть ко всему. И прав Стаевски – им действительно повезло.
Профессором владело еще одно чувство, и он не гнал его от себя, а смиренно внимал глубинному своему страданию. Решение судьбы Человека-14 было целиком на совести Афы и только косвенно на его сотрудниках – коллегах по институту. Не представляя себе Человека-14 в реальности, даже в воображении, Асури положился исключительно на заметки исследователей всех социальных групп государства. Убедительность заметок была подтверждена документальными съемками о жизни подобных существ. Сегодня Асури чувствовал себя преступником, прекрасно понимая, как все произошло. Он знал, что человеческое мышление всегда разделено нерушимой границей. Границей, отделяющей созерцание объекта и созерцание субъекта. Даже в юриспруденции существует понятие – замена субъективной оценки. Всего-то ничего – подменить свою негодующую оценку поведения какого-нибудь пройдохи на почти осознанное объективное неприятие отвратительного явления. А стоит лишь произвести операцию в своей голове, и преступник уже представляется не человеком, а всего-навсего объектом праведного объективного анализа.
В такие минуты Афа боялся поднять глаза на окружающих. Внутри все горело, взрывалось, а если и стихало, то как-то нелепо, неосторожно, все время не до конца, всегда готовое с новой силой охватить профессора и повалить его в бездну стыда и горечи.
– Приятного аппетита, господа, – донеслось возле занавески-двери. В шатер вошел Мэле, таща за собой маленькую табуретку. Нестройный, но дружелюбный хор сборщиков объедков откликнулся благодарностью.
– Я не пришел выяснять, я пришел предупредить. Сегодня кто-то притащил немороженое мясо. Я понимаю причину, мотивацию этого человека. Я еще раз говорю, мне незачем знать, кто это сделал. Я хочу объяснить, что этого делать больше нельзя. Это опасно для жизни. Из всего количества повар отобрал только два пакета. Это из пятидесяти, если не больше. Я думаю, это понятно.
Все молчали, глядя на Мэле. Выждав паузу, которая стучала ложками по мискам, Мэле продолжил:
– Теперь скажите, кто собирал конфеты сегодня?
Асури вздрогнул:
– Я. – Профессор сам испугался своего голоса…
– Не надо этого больше делать, Фалькао…
– Почему? – Афа удивился.
– Зубы портятся, факир. – Мэле засмеялся, и все подхватили его веселье. – Но пряники можно. Даже нужно… Спокойной ночи.
Мэле вышел, кто-то поднялся с лежанки и потушил фитилек, горящий над потолком изорванного шатра.
Одновременно стало темно и тихо. Афа повалился на свою лежанку и ударился обо что-то угловатое и твердое. Это был рюкзак. Засунув руку внутрь, профессор ощупал все его содержимое. Складывалось впечатление, что в рюкзак даже никто не заглядывал. Опустив мешок на землю, Афа лег. Лежанка была перебрана чьей-то заботливой или умелой рукой. Асури улыбнулся в знак благодарности неизвестному постельничему и выдавил из себя в темноту шатра:
– Это я мясо такое собирал…
– А то мы не знали, факир. – В ядовитом ответе Афа узнал голос Марка Стаевски.
Солнце еще раз двадцать всходило над городом Человека-14 и столько же раз утопало в океане, рисуя на воде дорожки. И только на двадцать первый восход Афа получил выходной. Одиннадцать человек поднялись и ушли без него. Профессор проспал и восход, и даже настоящее утро. Он отдыхал.