Читаем Рейтинг Асури полностью

Группа уже подошла к холму, осталось теперь только спуститься по крутой тропе вниз. Шли по одному, и, как только внизу кто-то добирался до пологого места, шел следующий. В поселке уже раздался сигнал, люди сбегались к красному дому. Несколько человек выстроились у кучи собранного добытчиками за весь день и, поднимая пакет, выкрикивали его название. Тут же подходил человек и забирал необходимый продукт. Вся куча разделилась на несколько десятков рассортированных находок. Что-то еще валялось на площади, но это уже не интересовало дежурных, раздающих добычу. Раздался еще один сигнал, и рваная толпа ринулась поглощать те остатки объедков, которые не понадобились поселению.

Этого Асури уже не видел. Он спешил к океану и сейчас плыл вдаль, смывая с себя остатки дневного труда. Океан принимал профессора и подталкивал к нему маленьких рыбешек, которые срывали с него даже крохотные воспоминания о свалке Байхапура.

<p>XXXIII</p>

Только-только начинало смеркаться, когда в пестрое общежитие искателей пропитания принесли еду. Из миски пахло приятно, намного приятнее, чем профессор мог себе представить. Брезгливость исчезала: ему казалось, что это какая-то игра и что на самом деле он ест блюдо, приготовленное из прекрасных и свежих продуктов, а свалка – это всего лишь жуткая метафора человеческого финала. Сознание не приводило никаких доводов, кроме одного – социальный человек способен привыкнуть ко всему. И прав Стаевски – им действительно повезло.

Профессором владело еще одно чувство, и он не гнал его от себя, а смиренно внимал глубинному своему страданию. Решение судьбы Человека-14 было целиком на совести Афы и только косвенно на его сотрудниках – коллегах по институту. Не представляя себе Человека-14 в реальности, даже в воображении, Асури положился исключительно на заметки исследователей всех социальных групп государства. Убедительность заметок была подтверждена документальными съемками о жизни подобных существ. Сегодня Асури чувствовал себя преступником, прекрасно понимая, как все произошло. Он знал, что человеческое мышление всегда разделено нерушимой границей. Границей, отделяющей созерцание объекта и созерцание субъекта. Даже в юриспруденции существует понятие – замена субъективной оценки. Всего-то ничего – подменить свою негодующую оценку поведения какого-нибудь пройдохи на почти осознанное объективное неприятие отвратительного явления. А стоит лишь произвести операцию в своей голове, и преступник уже представляется не человеком, а всего-навсего объектом праведного объективного анализа.

В такие минуты Афа боялся поднять глаза на окружающих. Внутри все горело, взрывалось, а если и стихало, то как-то нелепо, неосторожно, все время не до конца, всегда готовое с новой силой охватить профессора и повалить его в бездну стыда и горечи.

– Приятного аппетита, господа, – донеслось возле занавески-двери. В шатер вошел Мэле, таща за собой маленькую табуретку. Нестройный, но дружелюбный хор сборщиков объедков откликнулся благодарностью.

– Я не пришел выяснять, я пришел предупредить. Сегодня кто-то притащил немороженое мясо. Я понимаю причину, мотивацию этого человека. Я еще раз говорю, мне незачем знать, кто это сделал. Я хочу объяснить, что этого делать больше нельзя. Это опасно для жизни. Из всего количества повар отобрал только два пакета. Это из пятидесяти, если не больше. Я думаю, это понятно.

Все молчали, глядя на Мэле. Выждав паузу, которая стучала ложками по мискам, Мэле продолжил:

– Теперь скажите, кто собирал конфеты сегодня?

Асури вздрогнул:

– Я. – Профессор сам испугался своего голоса…

– Не надо этого больше делать, Фалькао…

– Почему? – Афа удивился.

– Зубы портятся, факир. – Мэле засмеялся, и все подхватили его веселье. – Но пряники можно. Даже нужно… Спокойной ночи.

Мэле вышел, кто-то поднялся с лежанки и потушил фитилек, горящий над потолком изорванного шатра.

Одновременно стало темно и тихо. Афа повалился на свою лежанку и ударился обо что-то угловатое и твердое. Это был рюкзак. Засунув руку внутрь, профессор ощупал все его содержимое. Складывалось впечатление, что в рюкзак даже никто не заглядывал. Опустив мешок на землю, Афа лег. Лежанка была перебрана чьей-то заботливой или умелой рукой. Асури улыбнулся в знак благодарности неизвестному постельничему и выдавил из себя в темноту шатра:

– Это я мясо такое собирал…

– А то мы не знали, факир. – В ядовитом ответе Афа узнал голос Марка Стаевски.

Солнце еще раз двадцать всходило над городом Человека-14 и столько же раз утопало в океане, рисуя на воде дорожки. И только на двадцать первый восход Афа получил выходной. Одиннадцать человек поднялись и ушли без него. Профессор проспал и восход, и даже настоящее утро. Он отдыхал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги