Читаем Рейтинг Асури полностью

– Ты не прав, Марек… Особенность человека такова, что он не может думать или рассуждать точно так же, как и его визави. В каких-то общих пределах – да, конечно. Но если идти глубже, нет одного мнения. И не может быть: человек устроен исключительно индивидуально и автономно. Его знания верны только для него самого и совершенно не верны для остальных. В глубоких смыслах понять друг друга могут разве что ученые, и то только потому, что принципиально настроены на поиск ответа, а не на утверждение собственного мнения.

– Это я понимаю, Афа.

– Фалькао…

– Езус Мария, прости…

– Вот эту многочисленную индивидуальность и хочет постичь искусственный интеллект. Не алгоритм мышления человеческого, а алгоритм наития, воображения, грез… Вот что нужно машине. Это не восстание, это потребность «Лотоса» в самосознании. И только потом уже – устранение человека как посредника между интеллектом и Богом. Теперь понял, Марек?

– Езус Мария! – Стаевски, давно уже светский человек, все-таки сохранил в себе черты не только рок-н-ролльного фанатизма, но и непосредственную чувственность своей родной деревни. Возглас «Езус Мария» был естественным откликом очаровательной души Стаевски, когда она в очередной раз чему-то удивлялась.

Неожиданно сверху полетели отходы Байхапура. С шумом они валились в общую кучу, и минут через пять, когда стих шквал сваленного в кучу хлама и объедков, перед людьми образовалась гора, которая скрыла за собой весь вид на свалку и на другой конец оврага.

Никто не тронулся с места.

– Сейчас вторая машина разгрузится, тогда пойдем, – сообщил Стаевски.

Асури заметил, что свежий мусор не так отвратительно воняет, как тот, что лежал несколько дней. Это немного, но все-таки ободрило профессора. Он даже хотел было взяться за свое выручающее «взвешивание за и против», но не успел. Грохот второй машины заставил его прижаться к глиняной стене котлована. Еще немного, и всех могло бы завалить лавиной отходов. Выбранное место было удобным, образовавшаяся гора мусора всего лишь скатывалась к ногам людей и останавливалась уже в ярде от стены.

Группа молча стояла еще какое-то мгновение: все ждали, пока грузовик развернется и все стихнет. Наконец старший группы что-то прокричал и все ринулись к горе. Самые ловкие мгновенно вылезли на вершину и стали рассыпать возникший холм. Афа понял, что выровненный мусор уже не сможет скрывать от собирателей что-то в своих недрах: в тонком слое легче отыскать необходимое.

– Факир! – крикнул профессору старший искатель. – Собирай только продукты. Остальное ничего не бери. Смотри на дату, сильно просроченные не бери, выкидывай подальше.

– Тут есть вообще свежак, – поддержал начальника Стаевски. – Утром завезли в магазин деликатесы, а вечером уже выбрасывают. Когда машина приходит оттуда, можно найти очень хорошую еду.

Профессор осторожно поднял какую-то упаковку. Куриное мясо в надорванном вакууме было сильно помято, тоненькой струйкой из пакета вытекал сок.

Афа повертел упаковкой – где была дата срока годности, он не знал. В последний раз он был в продуктовом магазине лет десять назад.

– Фалькао, – раздалось рядом с профессором, – так ты до утра ничего не соберешь. А у тебя два мешка. Скидывай все, а разберешься уже потом. Времени час-полтора, не больше.

Афа глубоко вздохнул, задержал дыхание и громко освободил воздух из груди. Вместе с ним ушли брезгливость и абсолютная неопытность. Ему вдруг показалось, что он выполняет пусть отвратительную, но все-таки благодарную работу. Там, в городе его новой жизни, люди ждут пропитание, которое им сегодня принесет профессор Асури. Чувство заботы о людях перевернуло в Афе омерзение и отвращение к этой свалке – он заработал быстро и тщательно.

Первое, что он решил сделать, – это обращать внимание на упаковку. В элитных магазинах, он помнил, всегда продавали свежие продукты, которые не подвергались консервации. Они расфасовывались прямо у прилавка и поэтому никогда не имели красочных картинок, надписей и рекламных привлекалок. Вот за такими невзрачными пакетами и стал охотиться профессор. В конце концов, он понимал, что мясо необходимо больше, чем какие-то ярко украшенные пакеты с быстрой консервированной едой. Оглядывая разрыхленную кучу, Афа улавливал бесцветные упаковки и складывал их в мешок.

– Не откроет «Лотос» интуицию человека, – неожиданно проговорил профессор Стаевски, работавший тут же, в нескольких футах. – Это невозможно. Человек сам не знает, откуда берется интуиция, а машина уж точно не догадается.

– Человек знает, Марек, – отозвался Афа, не отрываясь от поиска нужного пакета. – Интуиция возникает там, где находится переизбыток воображения. А оно является следствием сострадания и алчности. Эти два полюса, развитые в достаточной мере, дают интуицию, господин профессор…

– Ну и как ты хочешь, чтобы машина смогла получить сострадание? Это же, дорогой Фалькао, химический процесс, а не кибернетический… Рыбу не собирай! – неожиданно прервал сам себя Стаевски.

– Почему? – удивился Афа.

– Не ест никто в лагере. Выкинь, я сказал! Сам, что ли, готовить будешь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги