– Ты не прав, Марек… Особенность человека такова, что он не может думать или рассуждать точно так же, как и его визави. В каких-то общих пределах – да, конечно. Но если идти глубже, нет одного мнения. И не может быть: человек устроен исключительно индивидуально и автономно. Его знания верны только для него самого и совершенно не верны для остальных. В глубоких смыслах понять друг друга могут разве что ученые, и то только потому, что принципиально настроены на поиск ответа, а не на утверждение собственного мнения.
– Это я понимаю, Афа.
– Фалькао…
– Езус Мария, прости…
– Вот эту многочисленную индивидуальность и хочет постичь искусственный интеллект. Не алгоритм мышления человеческого, а алгоритм наития, воображения, грез… Вот что нужно машине. Это не восстание, это потребность «Лотоса» в самосознании. И только потом уже – устранение человека как посредника между интеллектом и Богом. Теперь понял, Марек?
– Езус Мария! – Стаевски, давно уже светский человек, все-таки сохранил в себе черты не только рок-н-ролльного фанатизма, но и непосредственную чувственность своей родной деревни. Возглас «Езус Мария» был естественным откликом очаровательной души Стаевски, когда она в очередной раз чему-то удивлялась.
Неожиданно сверху полетели отходы Байхапура. С шумом они валились в общую кучу, и минут через пять, когда стих шквал сваленного в кучу хлама и объедков, перед людьми образовалась гора, которая скрыла за собой весь вид на свалку и на другой конец оврага.
Никто не тронулся с места.
– Сейчас вторая машина разгрузится, тогда пойдем, – сообщил Стаевски.
Асури заметил, что свежий мусор не так отвратительно воняет, как тот, что лежал несколько дней. Это немного, но все-таки ободрило профессора. Он даже хотел было взяться за свое выручающее «взвешивание за и против», но не успел. Грохот второй машины заставил его прижаться к глиняной стене котлована. Еще немного, и всех могло бы завалить лавиной отходов. Выбранное место было удобным, образовавшаяся гора мусора всего лишь скатывалась к ногам людей и останавливалась уже в ярде от стены.
Группа молча стояла еще какое-то мгновение: все ждали, пока грузовик развернется и все стихнет. Наконец старший группы что-то прокричал и все ринулись к горе. Самые ловкие мгновенно вылезли на вершину и стали рассыпать возникший холм. Афа понял, что выровненный мусор уже не сможет скрывать от собирателей что-то в своих недрах: в тонком слое легче отыскать необходимое.
– Факир! – крикнул профессору старший искатель. – Собирай только продукты. Остальное ничего не бери. Смотри на дату, сильно просроченные не бери, выкидывай подальше.
– Тут есть вообще свежак, – поддержал начальника Стаевски. – Утром завезли в магазин деликатесы, а вечером уже выбрасывают. Когда машина приходит оттуда, можно найти очень хорошую еду.
Профессор осторожно поднял какую-то упаковку. Куриное мясо в надорванном вакууме было сильно помято, тоненькой струйкой из пакета вытекал сок.
Афа повертел упаковкой – где была дата срока годности, он не знал. В последний раз он был в продуктовом магазине лет десять назад.
– Фалькао, – раздалось рядом с профессором, – так ты до утра ничего не соберешь. А у тебя два мешка. Скидывай все, а разберешься уже потом. Времени час-полтора, не больше.
Афа глубоко вздохнул, задержал дыхание и громко освободил воздух из груди. Вместе с ним ушли брезгливость и абсолютная неопытность. Ему вдруг показалось, что он выполняет пусть отвратительную, но все-таки благодарную работу. Там, в городе его новой жизни, люди ждут пропитание, которое им сегодня принесет профессор Асури. Чувство заботы о людях перевернуло в Афе омерзение и отвращение к этой свалке – он заработал быстро и тщательно.
Первое, что он решил сделать, – это обращать внимание на упаковку. В элитных магазинах, он помнил, всегда продавали свежие продукты, которые не подвергались консервации. Они расфасовывались прямо у прилавка и поэтому никогда не имели красочных картинок, надписей и рекламных привлекалок. Вот за такими невзрачными пакетами и стал охотиться профессор. В конце концов, он понимал, что мясо необходимо больше, чем какие-то ярко украшенные пакеты с быстрой консервированной едой. Оглядывая разрыхленную кучу, Афа улавливал бесцветные упаковки и складывал их в мешок.
– Не откроет «Лотос» интуицию человека, – неожиданно проговорил профессор Стаевски, работавший тут же, в нескольких футах. – Это невозможно. Человек сам не знает, откуда берется интуиция, а машина уж точно не догадается.
– Человек знает, Марек, – отозвался Афа, не отрываясь от поиска нужного пакета. – Интуиция возникает там, где находится переизбыток воображения. А оно является следствием сострадания и алчности. Эти два полюса, развитые в достаточной мере, дают интуицию, господин профессор…
– Ну и как ты хочешь, чтобы машина смогла получить сострадание? Это же, дорогой Фалькао, химический процесс, а не кибернетический… Рыбу не собирай! – неожиданно прервал сам себя Стаевски.
– Почему? – удивился Афа.
– Не ест никто в лагере. Выкинь, я сказал! Сам, что ли, готовить будешь?