Рейд ценою в жизнь

Офицер выстрелил раненому в живот, оскалился – тело дёрнулось, кровь снова заполнила только что высушенную рану. Скрипнула Варвара, прижала ладошку ко рту, отпрянул доктор, сморщился, он часто заморгал, попытался что-то сказать, выразить решительный протест, но слова застряли в горле. Второй выстрел повалил его, смерть наступила мгновенно.

Заплакала Варюша, попятилась, наткнулась на полевой шкафчик и опустилась на колени. Девушка захлёбывалось в рыданиях, она не могла смотреть в лицо убийцы, это было выше её сил.

Гауптштурмфюрер с интересом разглядывал медсестру, Варюша плакала, шмыгала носом, закрывая лицо, перепачканными кровью руками. С губ офицера не сходила ироничная усмешка, он выстрелил в неё дважды, дождался пока мёртвое тело завалится ему под ноги, потом развернулся и быстрым шагом покинул операционную.

Положение складывалось отчаянное – полки Рехтина и Шабалина откатывались на юг и пока ещё сохранялась видимость организованного отступления. Тягачи, надсадно урча, вытаскивали из колдобин уцелевшие орудия, фашисты наседали, почувствовав – ещё немного и они сломают хребет обороняющимся подразделениям. Наиболее сильный удар наносился в стык полков, мотоциклисты неслись по полям, по просёлочным дорогам, разрезая жидкую оборону Красной Армии. Приходилось отходить без боя, чтобы не попасть в окружение.

Взвод Шубина отступал в первых рядах – приказ никто не отменял: в бой не ввязываться; сохранить личный состав. Уставший до предела красноармейцы брели по дорогам и тропам, тащили раненых, иногда подскакивали полуторки с красными крестами, раненых грузили в кузов и отступать уже было легче.

Противник расширил плацдарм на несколько километров и продолжал это делать. За речкой Беленькой, у деревни Рогозина, отступающие части стали закрепляться. Здесь находился недостроенный оборонительный рубеж: траншеи; окопы; заброшенные блиндажи. Пару недель назад именно отсюда советские войска перешли в контрнаступление, стиснув, насколько возможно, горловину выступа. Теперь возвращались – потрёпанные, обескровленные, потерявшие две-трети личного состава.

С небес спустилась манна небесная – командир дивизии выделил из своего резерва взвод пулемётчиков и пехотную роту. Местность была пересечённая: овраги; балки; осинник рос клочками; посреди открытых участков зелень или берёзовые перелески. Подкрепление оказалось очень кстати, без него бы оборона обрушилась.

Противник продолжал атаковать без обеда и тихого часа. Мотоциклисты метались между деревьями, обрабатывая позиции пулемётным огнём, подкрадывалась пехота, хоронилась за деревьями, натиск был жёстким. Немцы пошли развёрнутой цепью, ведя непрерывный огонь. За их спинами работали пулемёты МГ-34, не давая красноармейцам высунутся. Фашисты подтянули миномётную батарею и начался кромешный ад – первые мины легли метрах в тридцати от окопов, минометчики сделали работу над ошибками и следующая волна накрыла траншеи.

Люди бросались на дно окопов, затыкали уши, сыпалась земля и брёвна. Обстрел оборвался, началась атака, заработал станковый Максим – прижал немцев к земле. Большие потери были не нужны – потеряли уже достаточно. Офицеры берегли людей, наши пулеметы сдерживали натиск. Бойцы швыряли последние гранаты, продолжаться бесконечно так не могло, боеприпасы были на исходе, первую атаку худо-бедно отбили.

Противник накапливался в оврагах и за деревьями.

Не смолкали пулемёты, ахала миномётная батарея, расположенная на задворках вражеских позиций. Миномётчики пристрелялись – почти каждая упавшая мина наносила урон защитникам рубежа.

– Товарищ лейтенант, почему мы тут сидим? – схватился за голову крепыш – сержант Завьялов, всегда невозмутимый и здравомыслящий, но сегодня злой и издёрганный. – Мы нормальное боеспособное подразделение – двадцать восемь штыков, не считая вас.

– Завьялов, заткнись!.. – огрызнулся Шубин. – Думаешь мне не тошно?.. Был приказ – ни шагу вперёд! Замёрзнуть и ждать особого распоряжения!

– Да отцы командиры уже забыли, что мы тут сидим, – не мог угомониться Завьялов. – А может там и в живых-то никого не осталось. Их тоже минами накрыло.

– Лейтенант Шубин, к командиру полка! – заорал посыльный, высовываясь из-за разбитого блиндажа.

Шубин понёсся по траншее как угорелый.

Работала миномётная батарея, весь передний край тонул в пороховом дыму, блиндаж комполка Рехтина был заглублён в землю. Глеб скатился по ступеням, чуть не сбил спешащего на встречу порученца. Потолок в землянке ходил ходуном, сыпалась земля.

Командир полка был жив, начальник штаба майор Лисовский тоже, помощник начштаба по разведке капитан Муромцев отсутствовал. На лейтенанта разведки уставились бледные лица. Майора Лисовского донимал нервный тик – подёргивалась бровь, он судорожно тёр стёкла очков. На столе лежала развёрнутая карта крупного масштаба. Рехтин периодически смахивал с неё ладонью землю.

– Дождался Шубин!.. – приходилось почти кричать, дорожали стены, подпрыгивал потолок. – Пришёл твой звёздный час. Молодец, что дождался. Все твои люди целы?

– Так точно, товарищ полковник!. Со мной двадцать девять.