Их липкие лапы сжимают плечи. Я боюсь повернуть голову, боюсь увидеть мерзкую лапу с длинными когтями, кожу в чешуйках как у змеи. Змеи, оставившей длинные борозды на обоях в квартире. В какой квартире? Ольга, наверное, ждёт меня там. Может, эти твари совсем не такие, но я их такими представляю и пишу об этом. Наверное, для них это смешно. А, впрочем, так ли важно, что я пишу? Всё еда.
Иногда я чувствую на плечах другие руки, на моем затылке — другой взгляд. Он согревает меня, а руки нежные, такие знакомые. Но потом они становятся горячее, пока кожу на плечах не начинает жечь, и вот тогда она уходит, и возвращаются они.
Я вспоминаю Ольгу.
Она умерла?
Как это случилось?
Это я виноват или эти твари, что прячутся во тьме?
Ты была моей оболочкой.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мне снятся сны, где мы снова и снова на кухне в нашей съемной квартире. Я случайно режу палец и кровь, густая, будто и не кровь вовсе, а желе, тягуче капает на пол. А Ольга смеётся и сгорает, снова и снова сгорает. Ведь пожарные не успели вовремя, а меня не было рядом.
Где я был?
Затем всё пропадает. Tabula rasa. Чистый лист. Незамутнённое сознание. И я слышу их голоса. Да и не голоса, это вовсе — чистая энергия. Порой кажется, что я, как чертов радиоприёмник, передаю чьи-то послания на бумаге, которая никогда не кончится, так же, как и чернила в ручке «Бик».
Но я думаю, что однажды это прекратиться — оболочка треснет. Нужно лишь одно: больше слов, ещё больше знаков и букв. Мне не нужно это читать и перечитывать. А значит — больше путанных, глупых, осмысленных или нет фраз, чтобы они объелись, чтобы их внутренности набились мною, и они лопнули, разлетелись на куски, забрызгав ошмётками стены моей камеры. И когда оболочка рухнет, я выйду на свет.
Когда-нибудь.
Когда я всё отдам и всё забуду.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Юрий Погуляй
Древо
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Я не заметил, когда всё началось. Шёл первый месяц лета, в городе воцарилось тепло, и небо стало чуточку светлее. Я одержимо мечтал об отпуске, которого не видел уже третий год, и всё свободное время висел в телефоне, проглядывая различные предложения туроператоров. Приценивался. Разочаровывался. Вновь искал.
И крутился в ежедневной суете, как лемминг в центрифуге. Работа и мечты о путешествии, дорога домой с прикованным к экранчику смартфона взглядом, поздний отход ко сну, ранний подъем и новый цикл. Жизнь шла своим чередом по протоптанной колее, никак не соприкасающейся с окружающим миром.
Поэтому когда в лифте мне сказали:
— Дашенька моя тоже убегла, — я вздрогнул от неожиданности и бесцеремонности чужого вмешательства в мой отработанный ритм. А также удивленный тем, что в лифте есть кто-то ещё, кроме меня.
Со мною поднималась крошечная старенькая Савельева с третьего этажа, когда-то давно я даже дружил с её внучкой. В школе ещё. В памяти осталась только фамилия.
— Найдется, не волнуйтесь, — выдавил я из себя растерянно.
— Нет, Юрочка. Третий день её нет. Всегда на второй возвращалась, лапушка моя. Никогда так долго не гуляла. Скорее всего там же она, где и остальные.
В тот момент я не понял её слов. Для меня это всё было банально и скучно. Старушка переживала за свою кошку, как и положено женщине, чьи дети давно улетели из гнезда и звонят лишь по праздникам, а муж, прожившей с нею почти полвека — ушёл на встречу с всевышним после инсульта.
— Ничего, вернется, — сказал я. — Это же кошка. Они всегда возвращаются.
Она покачала крошечной головой в смешной шапочке, посмотрела мне в глаза:
— На сердце неспокойно что-то, Юрочка. Дурное грядёт, — устало и ужасающе серьёзно произнесла она, вновь перепутав мое имя. Двери лифта открылись, Савельева вышла на площадку, и мы пожелали друг другу доброго вечера.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Только на следующий день, во вторник, я понял о каких «остальных» говорила старушка с третьего этажа. Доска объявлений у парадной пестрела сообщениями о пропаже домашних любимцев. Собачки, кошки, попугаи. На самой двери на уровне ручки скотчем кто-то прилепил записку с сердечками и фотографией пушистого персидского кота. Детской рукой на ней было старательно выведено: «Помогите найти Барина!».
В среду объявления покрывали дверь целиком. Здесь искали даже крысу Пирата и шиншиллу Шушу. Будто чья-то злая воля высосала из окрестных дворов всех любимцев разом, не глядя на породы и виды. А в четверг за ярмарку несчастья принялся наш дворник, коротышка откуда-то из Средней Азии. Я возвращался домой, когда увидел, как тот обдирает с дверей пугающие призывы о помощи.
— Черт знает что происходит, а? — сказал я, остановившись.
Он вздрогнул, испуганно посмотрел на меня, затем быстро отвернулся и, втянув шею в плечи, принялся с ожесточением скоблить металл, отколупывая намертво прилипшую бумагу.