Однако самое интересное, что я вынес из поездки в Особую казачью бригаду Шкуро, произошло в последний день, точнее, в ночь. Вечером я был вызван в штаб бригады, где уже имелась связь с Новочеркассом, и мне дали телефонную трубку. На другом конце провода Тихоновский. Он требовал моего скорейшего возвращения, и я сказал, что выезжаю утром. После чего приказал уряднику Семенову еще раз проверить автомобиль и подготовить его к дальней поездке, а сам простился с новыми знакомыми, поужинал с родственником и отправился спать.
Проснулся посреди ночи, хотелось пить. Я вышел из спальни, направился к столовой и услышал беседу двух человек. Первым был Кондрат. Вторым Беспалов. Не хотелось их подслушивать, но так вышло, что я узнал, о чем они беседовали.
— Все готово, — сказал Беспалов. — Эшелон стоит на запасных путях. Выгнать его не сложно. Надо только немцев перебить.
— И много их? — спросил Кондрат.
— На станции две роты, а в тупике, где эшелон, десять человек. Через пару дней будет больше. Поэтому надо проводить операцию сейчас.
— Справишься?
— Конечно, — усмехнулся Беспалов. — Мои «волки» снимут охранников, а дальше все просто. Угоним эшелон. Заберем, что нужно, и не оставим никаких следов.
— Наоборот. След должен остаться. Четкий. Пусть немцы думают на партизан, которые совершили дерзкий налет и ушли в горы.
— Понял тебя, сделаем.
— Ну, давай, братка. Ни пуха, ни пера.
— К черту!
Беспалов ушел, а Кондрат посмотрел в сторону приоткрытой двери, за которой я стоял, и позвал:
— Заходи, Андрей.
Как он узнал, что я рядом, ума не приложу. Я двигался тихо и собирался вернуться в спальню. Однако дядька точно знал, что я за дверью, и прятаться было бессмысленно.
— Хотел воды попить, — сказал я, входя в столовую бывшего купеческого дома, в котором обосновался старший Погиба.
— Не оправдывайся, — родственник махнул рукой. — Свои люди, это ни к чему.
Взяв графин с водой, я наполнил большую кружку, утолил жажду и присел напротив Кондрата. Он смотрел на меня с усмешкой, и я спросил:
— Как узнал, что я здесь?
— Почуял, — ответил он.
— Ты серьезно говоришь?
— Да, — Кондрат пожал плечами и добавил: — Опыт с человеком навсегда. Его не пропьешь и не прогуляешь. Чем дольше я живу, тем больше знаю и понимаю, а навыки чуять других людей или опасность обостряются. У тебя разве не бывает так, что ты заранее знаешь, куда прилетит вражеская пуля?
— Иногда такое случается.
Кондрат кивнул:
— Это нормально. Мы не пахари, хотя можем трудиться в поле. Мы — потомственные воины и это откладывает свой отпечаток на нашу жизнь и судьбу.
Помедлив, я посмотрел в сторону выхода и решился задать вопрос:
— Дядька, а что вы с Беспаловым обсуждали?
Родственник нахмурился и сказал:
— Кого другого за подобные расспросы, пустил бы в расход, а тебе отвечу. Даже не потому, что ты мой племянник, хотя этот факт свою роль играет. А потому, что ты казак. Раньше общались мельком, не было времени к тебе присмотреться, а сейчас я убедился, что ты наш человек. Тебе можно верить и я сам хотел с тобой поговорить о том, чем занимаюсь.
— Ну и чем же ты занимаешься, когда не гоняешь по лесам партизан и диверсантов?
— Собираю казачью казну.
— Как это?
— Сначала немного истории, Андрей. Гражданская война многому научила казаков, и главный урок простой — кроме самих себя мы никому не нужны. Когда Корнилов уходил в Ледяной поход, он бросил в Ростове и Новочеркасске огромные богатства. Во-первых, золото Российской империи и деньги, которые хранились в частных и государственных банках. Во-вторых, склады с оружием, боеприпасами и амуницией, запасы Каледина для войны против большевиков. А в-третьих, он не тронул донских богатеев. Все это было против его чести. Он не считал возможным распоряжаться богатствами рухнувшей империи и не прижимал к стенке миллионщиков. Это его роковая ошибка. Красные заняли Ростов и Новочеркасск. Все богатства оказались у них в руках и оружием Каледина они вооружили своих бойцов, а оставленным в городах золотом расплатились с наемниками. Кубанская Рада была немного умнее, свою казну успела спасти и вывезти из Екатеринодара. Хотя некоторые банки приморских городов тоже были брошены, и часть государственных золотых запасов оказалась у красных. Это помимо тех средств, которые были изъяты и экспроприированы большевиками у богатеев на юге России.