Еще немного и Матвей Яковлевич доберется до нужного адреса, проверится и окажется среди товарищей. Но в этот момент он увидел казаков. В компании четырех симпатичных девчонок в легких платьях навстречу ему двигались три молодых казака. Двое в донской справе, а один в черкеске. Они вооружены и ничего не опасались.
Казаков Шаповалов ненавидел люто, даже больше, чем немцев. Он сталкивался с донцами в Гражданскую, будучи совсем молодым добровольцем отряда Красной Гвардии. А потом дрался с ними в середине двадцатых, когда царские псы, которых лишили сословных привилегий, поднимали восстания на Дону и Кубани. Матвей Яковлевич очень хорошо представлял себе, кто перед ним, и еле слышно прошипел себе под нос:
— Недобитки…
Слова были сказаны тихо, но один из казаков, кряжистый чубатый донец, его услышал. Он подскочил к Шаповалову, толкнул его к стене дома, навис над ним и сказал:
— Повтори. Повтори, что ты сейчас сказал?
Как ни странно, в голосе казака не было угрозы. Донец был совершенно спокоен, и это испугало Шаповалова, а может быть, у него сдали нервы, слишком давно он в подполье. И Матвей Яковлевич, качая головой, запричитал:
— Господин казак, я ничего плохого не сказал. В ботинке гвоздь из подошвы вылез, вот я и ругнулся. Простите, Христа ради. Не подумайте чего дурного.
Казак прищурился, смерил Шаповалова насмешливым взглядом, отпустил и направился к своим друзьям:
— Живи покедова… — бросил на ходу донец.
Проводив казаков ненавидящим взглядом, Матвей Яковлевич двинулся дальше.
«Надо быть осторожнее, — мысленно укорял себя Шаповалов. — Ребят-подпольщиков постоянно шпыняю, заставляю сдерживаться, а сам едва не сорвался. Хорош командир — нечего сказать».
Шаповалов хотел бы сейчас оказаться на фронте, в окопах, где все просто и понятно. Но есть партийная дисциплина и когда ему приказали остаться в городе, организовывать подполье, он не смог отказаться.
Получив новые документы и перебравшись в другой район города, он отпустил бороду. Все это происходило в тот момент, когда Красная армия с боями оставляла Ростов-на-Дону, и Матвей Яковлевич верил, что народ не примет оккупантов. Горожане, наверняка, станут вредить немцам и нацистским прихвостням, саботировать приказы и продолжат борьбу. Однако все оказалось иначе. Обыватели плевать хотели на идеологию и верность Родине. В подавляющем большинстве, они были озабочены только собственным выживанием, а когда немцы заняли город, из всех щелей вылезли предатели. Казаки и белогвардейцы, интеллигенты и обиженные советской властью, спекулянты и прочая гниль. Они приветствовали немцев и казаков 1-й казачьей дивизии, словно освободителей, и оказывали им всемерное содействие.
Горожане сдавали спрятавшихся красноармейцев, которые отстали от своих подразделений. Они выслеживали коммунистов и комсомольцев. А потом появились плакаты: «Все жители еврейской национальности должны носить желтые повязки. За неподчинение коменданту они будут расстреляны». И не германцы, не казаки, не румыны и словаки, а сами горожане заставляли своих соседей, Рубинштейнов, Гройсманов, Махерсонов и Рабиновичей, нашивать на одежду желтые тряпки и звезды. А как встречали казаков, когда конные сотни двигались по Большой Садовой? Толпа кричала: «Орлы! Соколики! Родненькие! Вернулись! Слава Богу!» Кругом предательство. Сколько корчевала советская власть измену, но искоренить ее так и не смогла. Город быстро подстраивался под новых хозяев и, много общаясь с самыми разными людьми, Шаповалов знал, что большинство горожан возвращения Красной армии не ждет.
Основу ячейки, в которой состоял Матвей Яковлевич, разгромили через неделю. Коммунистов кто-то сдал, нашлась продажная шкура, скорее всего, из проверенных товарищей, которые знали всю структуру организации. А Шаповалов уцелел случайно. Его ввели в группу в последний момент, и с ним был знаком только старший, который успел застрелиться, когда за ним пришли немцы. Пришлось начинать все с нуля, набирать команду, искать верных людей и поднимать старые связи. Дело трудное и опасное, но Матвей Яковлевич справился. Он действовал независимо от других групп и, возможно, именно поэтому уцелел, смог наладить надежный канал с разведцентром Красной армии, получал приказы напрямую и даже содействовал проникновению в город диверсантов, которые охотились на командующего РОА генерала-изменника Трухина. Правда, Трухин уцелел, а диверсанты погибли. Но к Шаповалову претензий не было. Все, что от него требовалось, он сделал, и теперь получил новое задание.
Наконец, Матвей Яковлевич добрался до места, свернул в проулок и осмотрелся. Никого. Хвоста нет. Вокруг все, как обычно. Но прежде, чем войти в подъезд нужного дома, Шаповалов еще немного погулял. Он обошел дом, убедился, что за ним никто не следит, и только после этого поднялся на второй этаж старого пятиэтажного здания.
Звонок не работал и Шаповалов постучал в крепкую дубовую дверь, которая была обита потертой кожей.
— Кто? — спросили его из квартиры.
— Нина Сергеевна здесь проживает?
— Да.
— Это Матвей Яковлевич.