Барон Фолькерзам в форме майора НКВД приказал политруку батальона собрать красноармейцев, и он подчинился. После чего немец выступил перед ними с речью: «Солдаты славной Красной Армии! Фашисты еще не победили. Наш великий Сталин лишь заманил немцев на Кавказ, чтобы уничтожить их в ловушке…»
Услышав подобное, Зотов не сдержался и рассмеялся. Политрук батальона это заметил и вытащил его из строя. А Фолькерзам ткнул в Григория пальцем и объявил:
«Саботажник».
«Прикажите его расстрелять?» — поинтересовался политрук.
«Позже!» — оборвал его Фолькерзам и продолжал: «Вы должны быть мне благодарны, что наше появление здесь удержало вас от дезертирства. Несмотря на это, я дам вам пример. Казаки, направо! Украинцы, вперед! Давай, давай!»
Когда всех поделили по национальностям, Фолькерзам приказал: «Казаков отвести к северу. Я сейчас подойду!»
Отряд Фолькерзама при помощи красноармейцев разоружил казаков и увел их с собой. Станица осталась позади, и барон объяснил казакам, кто он, а потом предложил перейти на сторону немцев. Выбора не было. Кто откажется, того расстреляют. Казаки это понимали и предложение немца приняли. Отряд устроил фейерверк — имитацию расстрела, и ушел к немецким позициям.
Фолькерзаму нужны были проводники, которые укажут дорогу. Он выбрал трех казаков и среди них оказался Зотов.
Отряд немецких диверсантов сел на трофейные автомобили и снова двинулся в тыл советских войск. Задача — оказать поддержку частям 13-й танковой и 16-й моторизованной дивизий в захвате Майкопа, сохранении инфраструктуры и нефтепромыслов.
Немцы проскочили занятый советскими войсками Армавир, повернули на Майкоп и через сутки оказались на месте. Легко и непринужденно Фолькерзам обосновался в городе, разместил свой отряд на квартирах и несколько дней посвятил разведке. Никто из советских командиров не заподозрил, что перед ними враги, и барон даже стал советником красного генерала, который руководил обороной. А когда немецкие войска приблизились к Майкопу и в городе воцарился хаос, отряд Фолькерзама нанес удар. Был взорван узел связи и занята телеграфная станция. Диверсанты сеяли панику среди солдат, а затем собрались в кулак и захватили нефтепромыслы.
Фолькерзам стал героем. Его солдаты, соответственно, тоже. А Зотова, который хорошо показал себя в бою, отправили к нам.
Вот такая история. Одна из многих Казаки стали задавать Грише вопросы, уточняя детали операции, а я увидел Тихоновского, который махнул мне рукой.
До ужина еще час. Тихоновский хотел пообщаться, а я не против. Он человек умный, у нас преподавал инженерное и саперное дело, рассказывал про советские укрепрайоны и оборонительные сооружения. Еще один дополнительный предмет, который появился у нас одновременно с горной подготовкой. Со мной он держался на равных, и когда я выложил ему свои мысли о ходе войны, инструктор не рассмеялся, не перевел все в шутку, а воспринял мои слова всерьез и одобрил. Оказалось, не я один так думал и меня это сильно поддержало.
Я вошел в домик, в котором проживали инструктора. Кроме нас пока никого. Кто-то еще на занятиях, а кто-то ушел на Дон, ловить рыбу и купаться.
— Присаживайся, Андрей, — Тихоновский указал на свободный стул.
— Спасибо, Иваныч, — я присел.
Тихоновский разместился на кровати возле окна, посмотрел наружу, а потом на меня и сказал:
— Завтра я уезжаю.
— Куда, если не секрет?
— В Новочеркасск. Меня прикомандировали к штабу Казачьих Формирований. У наших атаманов появилась идея о созыве Общевойскового Круга, который решит судьбу Присуда, и я буду участвовать в его организации.
— Серьезно… — с уважением протянул я.
Андрей Иванович махнул рукой:
— Пока это только задумка. Война идет, и многое зависит от немцев. Захотят — будет Круг и появится Казакия. Не захотят — казаков бросят под немецкие танки, а наших атаманов сгноят в концентрационных лагерях. Все вилами по воде писано. Но я с тобой не об этом поговорить хотел. У меня разговор иной, на более приземленные темы. Ко мне в подчинение пойдешь?
— А ты сможешь вытащить меня из-под опеки Абвера?
— Смогу. Не сразу, но сделаю. И не только тебя, а весь ваш отряд вместе с Берингом.
— Не много ли на себя берешь, Иваныч?
— Я не сам по себе. Потому и говорю. Если бы за моей спиной никто не стоял, то этого разговора не было.
— Беринг уже в курсе?
— В общих чертах и он не против.
— Тогда, может, скажешь, кто тебя поддерживает?
— Тебе скажу, но пусть это останется между нами.
— Иваныч, ты меня знаешь. Я не болтливый.
— Вот-вот, за это тебя и ценю. Неглупый и в голове есть масло.
— Давай к делу, Иваныч.