Развилка

В-четвертых, политика Имперского министерства оккупированных восточных территорий на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Если нас — русских и казаков, а в последнее время еще и кавказцев, германцы признавали как союзников и позволили устанавливать на местах свою власть, то в западных республиках СССР все было иначе. Немцы объявили, что эти территории неотъемлемая часть Третьего Рейха, а местное население рабочая сила. Конечно, все это было сказано гораздо мягче, но суть не изменилась. Украинцев и белорусов стали угонять на работы в Германию, а прибалтийским народам дали небольшие поблажки и пообещали германское гражданство. Соответственно, латыши, литовцы и эстонцы оказались в фаворе, а украинцы и белорусы стали бунтовать. Что дальше — понятно. Немцы давят бунты. Причем делают это руками самих славян, и на западе идет борьба, которая очень сильно напоминает Гражданскую войну. Особенно зло и кроваво это происходит на Украине. Вчерашние соратники-самостийники в деле освобождения родины от большевиков убивают друг друга пачками, а немцы лишь изредка вмешиваются и добивают уцелевших. Примерно то же самое в Белоруссии. И все это на фоне отправки на Восточный фронт подразделений из местных патриотов, которые надеются, что за пролитую кровь их признают полноправными гражданами Третьего Рейха и оставят кусок родной земли. К чему я об этом задумался? А к тому, что как бы с нами так не вышло. Мы будем проливать кровь, а потом окажемся не нужны и даже опасны. Поэтому нас просто истребят. Не хотел бы я себе и братам подобного конца, так что надо чаще оглядываться по сторонам.

Разумеется, я прекрасно понимал, что такие мысли, которые не давали мне покоя, не свойственны девятнадцатилетнему подхорунжему и диверсанту отряда Абвера. Попробовал разобраться в себе и пришел к выводу, что всему виной мое ранение, полученное в белорусских лесах. Я и раньше размышлял на отвлеченные темы, которые не касались моего приземленного бытия. Однако после этого думать стал гораздо чаще и порой на такие темы, какие раньше казались немыслимыми и никогда меня не задевали.

Плевать! Я с этим смирился. Скрывал свои мысли, на общем фоне не выделялся и продолжал тренироваться. Хотя, должен признаться, была потребность поделиться своими соображениями с другими людьми. Но с кем? Браты, скорее всего, не поймут, а Берингу это не интересно.

Впрочем, человек, с которым можно было откровенно поговорить, вскоре появился. В наш лагерь прибыл очередной инструктор, есаул Андрей Иванович Тихоновский, тот самый военинженер, с которым судьба свела меня в лагере военнопленных. Мы один другого, естественно, узнали, разговорились и в его лице я обрел верного друга, учителя и наставника.

28

Ростовская область. 27–28.06.1942.

Близился вечер и как обычно, утомленные тяжелыми дневными тренировками казаки, кто не ушел на реку, собрались в беседке, чтобы выпить чая и поговорить. День как день. Жарко, но с Дона веяло прохладой. На столе большой самовар, кружки и заварка. А вокруг него полтора десятка крепких мужчин в гимнастерках, каждый из которых уже успел повоевать. Разговоры про семью, про дом и про войну.

На время наступила пауза, и Сахно обратился к новичку в нашем отряде, казаку Зотову из Армавира:

— Григорий, а расскажи, как ты с немцами Майкоп брал?

— Да говорил уже… — попробовал отмолчаться Зотов, худой, словно палка, жилистый казак.

— Не все слышали.

— Ладно, — согласился он.

Зотов начал рассказ.

Он потомственный казак. Как и многие, пострадал от советской власти, но выжил, трудился в одном из колхозов и хотел попасть в армию. Не получилось, у него в родне оказались неблагонадежные элементы. Однако когда немцы ворвались в Ростовскую область, а потом на Кубань, большевики стали грести всех, кто мог воевать. У них появилась задумка, в противовес казакам РОА, помимо регулярных казачьих кавалерийских дивизий, которые сильно разбавлены уроженцами Центральной России, создать Кубанский казачий корпус. Казаков, которые откликнулись на призыв защитить Родину от захватчиков, оказалось немало. Надо быть честным — многие казаки пошли воевать за советскую власть. Порой, в военкоматы приходили целыми семьями, и костяк казачьего кавалерийского корпуса, который разбавили политруками, комсомольцами и коммунистами, собрался достаточно быстро.

Зотов в этот корпус пришел добровольно, хотел добыть оружие и дезертировать, затаиться в укромном месте и дождаться «своих». Но немцы были все ближе, и большевики бросали кубанских казаков на усиление отрядов Красной армии. Полусотню, в которой оказался Григорий, отдали в сводный стрелковый батальон. Ему предстояло защищать подходы к станице Новоалександровская. Однако не успел батальон занять позиции, как появились немцы, которые пришли в форме НКВД. Это был диверсионный отряд лейтенанта барона Фолькерзама, прибалтийского немца, который собрал, обучил и подготовил группу из прибалтов и судетских немцев. Они двигались перед авангардом 13-й танковой дивизии и вели себя нагло, уверенно и лихо.