Развилка

— Связиста в подвале завалило. Наверху пожар начался и он задохнулся. А из полицаев только один выжил. Мы торопились, но немного опоздали. Встретились с разведкой большевиков, была перестрелка, и к хутору подошли как раз в тот момент, когда ты танк подбил. Это большевиков притормозило, а тут мы появились и погнали их. Ох, и хорошо гнали. Так, что у них пятки сверкали. В тот день даже один танк взяли, у него двигатель сдох. А вообще трофеи серьезные, и пушки, и повозки с боеприпасами, и полковые радиостанции. Правда, самого Белова прищучить не удалось. Он из колечка все-таки вырвался. Но ничего, еще встретимся. А ты, Андрей, молодец, не сдрейфил. Я о твоем подвиге Кононову доложил, а он самому Шенкендорфу похвалился, мол, вот какие у меня казаки, не отступают. Медалей нам пока никаких не обещают, однако чин старшего урядника и наградное оружие ты себе обеспечил.

— Рад стараться, господин сотник.

— Ну, бывай, Андрей, — он подмигнул мне. — Ждем тебя в сотне.

Тихонов ушел, а я вернулся в палату. День и ночь пролетели, а утром с меня сняли повязку, принесли зеркало и я увидел свою рану. С правой стороны головы между коротко стриженных русых волос багровая полоса. Если отпустить волосы и зачесывать их на одну сторону, ее не видно. Но Ростовцев посоветовал бриться наголо, тогда у меня появится устрашающий вид. Возможно, он прав. Надо над этим подумать.

После полудня, с моим оружием и одеждой, прибыл урядник Савельев. Меня выписали и, простившись с медсестрами и врачами, я отправился воевать дальше. Короткая передышка позади. Я все еще жив и относительно здоров, а впереди война.

18

Берлин. 26.12.1941.

По берлинским улицам мчался черный автомобиль. Он направлялся к Рейхстагу и помимо водителя в нем находились три человека, Георг Лейббранд, атаман Петр Николаевич Краснов и генерал Федор Иванович Трухин. На коленях командующего РОА лежала толстая кожаная папка и он, стараясь не выдавать своего волнения, пытался настроить себя на деловой лад и прокручивал в голове события последних двух месяцев.

Понесенные на Восточном фронте потери оказали на немцев сильное влияние и армейская партия, в которую вошли такие высокопоставленные офицеры как фон Браухич, фон Бок, фон Шенкендорф, фон Рок, фон Штауффенберг, барон Фрейтаг фон Лорингхофен, фон Ренне и многие другие, при поддержке Имперского министерства оккупированных восточных территорий, окончательно продавила создание Русской Освободительной Армии. Все преграды исчезали, словно их никогда не было. Формирование русских национальных частей снова возобновилось, и под Киевом появился военный лагерь РОА. Первая дивизия уже практически сформирована и вооружена. Она готова отправиться на фронт, а помимо нее есть возможность сформировать еще, как минимум, четыре. Кадры и личный состав имелись. И это только начало. В Югославии создавался Русский Охранный Корпус под командованием генерала Скородумова. В тылу немецких войск на Восточном фронте находилось больше сорока различных охранных и полицейских русских батальонов, а так же два крупных соединения, усиленный 102-й Донской казачий полк Кононова и быстро разросшаяся до бригады группа атамана Шкуро. Это не считая отдельных добровольческих отрядов, которые находились под командованием Абвера, соединений фольксдойче в СС, украинцев, прибалтов, белорусов, и взятых в плен азиатов и кавказцев. Если собрать все эти силы в один кулак и поставить под единое командование, получится полевая армия. Вермахт против этого уже не возражал, хотя отдавать охранные батальоны и полицию не собирался. Армия это армия, а тылы тоже кто-то обязан охранять. Но прежде, чем произойдет окончательное оформление армии, командующий РОА и атаман Краснов, как представитель казаков, должны были встретиться с рейхсканцлером Мартином Борманом.

Трухин давно ждал вызова к лидеру Германии, который не желал уступать кресло рейхсканцлера соперникам, и сейчас его рука слегка гладила папку с документами. В ней была вся информация о РОА. И чем же генерал Трухин мог похвалиться.

Во-первых, специальная комиссия под общим названием «Русского Комитета» выработала общую стратегию против большевиков и подготовила «Киевскую декларацию». Составили ее, разумеется, в Берлине. Но для бойцов и командиров Красной армии она называлась «Киевской». Полный текст переведен на немецкий язык и, если Борман его одобрит, через несколько дней германские самолеты начнут разбрасывать над позициями советских войск листовки следующего содержания: