Атаман вышел первым. За ним последовали Лейббранд и Трухин. Их уже ждали и без проволочек, если не считать таковым обыск перед кабинетом рейхсканцлера, проводили к Мартину Борману.
О чем именно беседовал с гостями новый лидер германской нации, неизвестно. Стенограмму, если таковая велась, история не сохранила. Однако встреча продолжалась два с половиной часа и уже на следующий день в типографиях Берлина стали печатать листовки с текстом «Киевской декларации», а РОА получила разрешение на формирование еще трех дивизий и сбор всех русских частей, кроме полицейских батальонов, под свое командование. НО! Только русских и казачьих. Украинская Народная Армия (УНА), Белорусский Корпус Краевой Обороны (БККО) и прибалтийские вооруженные формирования подчинялись собственным лидерам, которые, в свою очередь, как и РОА, находились под контролем германского командования. Тем самым немцы сразу давали понять русским, что никакой Единой и Неделимой России в будущем быть не может. Западные области СССР все равно останутся за Третьим Рейхом. Генералов РОА это не удивило. Они к подобному были готовы и воспринимали происходящее, как должное. Все равно спорить с немцами бесполезно. По крайней мере, в ближайшее время.
19
Новый Год я встречал в дороге. Наш 102-й Донской казачий полк все-таки передали РОА. После чего мы погрузились в эшелоны и отправились в военный лагерь под Киевом. Правда, не полностью, а только тот костяк, который был у майора Кононова перед боями с советским десантом. Остальные бойцы, преимущественно русские и белорусы, влились в состав 17-го моторизованного казачьего батальона и охранные подразделения «Березина», «Полесье» и «Стародуб». Все они оставались в подчинении генерала Шенкедорфа, продолжали ловить партизан и охранять населенные пункты. Но меня это уже не касалось. Мой взвод пополнили до штатной численности, и я получил чин старшего урядника, а так же наградное оружие, кавказский кинжал с дарственной надписью: «Ст. уряднику Андрею Погибе за храбрость».
В общем, все шло своим чередом. В нашем полку, несмотря на молодость, у меня появился какой-то авторитет. Сотник Тихонов выделял меня среди других казаков, и я даже был представлен Батьке — так среди казаков 102-го полка стали звать Кононова. А раз есть авторитет и твое имя на слуху, взвод реже тревожат по пустякам. Меня это устраивало, а пластунов тем более.
Пока добирались до Киева, я в основном дремал и восстанавливал силы, а когда просыпался для приема пищи, слушал разговоры казаков и время от времени посматривал на карту СССР, которую урядник Савельев нашел в брошенной школе и повесил на стену вагона. Беседы у казаков, когда они вместе, одни и те же. На первом месте семья и довоенная жизнь. А на втором — как дела на фронтах и когда немцы свалят Йоську Сталина с его бандой. Прогнозы, как правило, самые оптимистичные. Зимой немцы соберутся с силами. По весне подготовятся. А летом нанесут очередной мощный удар, оттеснят Красную армию дальше на восток и война закончится. Это все со слов германских агитаторов. Однако я им не доверял и считал, что война будет продолжаться гораздо дольше, и ее исход пока не определен.
Почему я так думал? Да потому, что слушал не только рядовых казаков и переведенные на русский язык речи Геббельса, но и опытных офицеров. А потом сравнивал размеры СССР и Германии, размышлял, и мысли мои становились невеселыми.
Третий Рейх держава мощная, спора нет. Но и Советский Союз не так слаб, как считал Гитлер. Потери немцев в этой войне уже весьма ощутимы. Есть нехватка ресурсов, и приходится воевать на два фронта. Не только против Сталина, но еще против Англии, недавно вступивших в войну Соединенных Штатов Америки и других стран, о которых можно особо не упоминать. Россия сковывает силы германцев и на ее необъятных просторах они забуксовали, а на западе тем временем Рузвельт и Черчилль готовятся к высадке в Европу. Пусть не в сорок втором году, а позже, но они могут нанести добивающий удар. А пока союзники обороняются, дерутся против генерала Роммеля с итальянцами в Северной Африке и ведут пробные бомбардировки немецких городов.