Разведение роз вдали от цивилизации (Солдаты истины)

Раздался звонок в дверь — далекий из-за слабого, но навязчивого шума улицы. Ну наконец-то! Борис отправил окурок в прямоугольник вечерней синевы и оставался неподвижным еще несколько блаженных секунд. Снял пятки с барьера, не глядя попав в пляжные шлепанцы, и пошел открывать. Я тебе, стервец ты этакий, такую штрафную налью!..

Улыбаясь до ушей, он распахнул дверь, качнулся по инерции вперед… и отступил на шаг, превратив движение в вежливый полупоклон.

Это был не Степан.

Аккуратно и тщательно шаркая белыми штиблетами, на коврике перед ним топтался и ответно кланялся одетый по-летнему — причем явно не в простых магазинах — незнакомый крепкий сухопарый старик. Больше всего он был похож на неунывающего иностранного туриста с великолепным пенсионным обеспечением. Из тех, что стаями блуждают по старым станциям московского метро, с неприличным азартом глазея на лепнину и мозаику советского периода, слепят фотосвспышками спешащих прохожих, которые лишь скосят глаз на нездешнее чудо, удивятся праздному заморскому интересу — и побегут дальше по своим делам. Впрочем, старик больше походил на начальника тургруппы. Слишком был невозмутим. Не интересовали его трактористы с шестеренками в руках и доярки на фоне зорек.

— Добрый вечер. Извините за позднее вторжение, — сказал вдруг старик к огромному удивлению Бориса на чистом русском языке.

Повиснув на дверной ручке, Солонников довольно тупо глядел на нежданного гостя. Незнакомец учтиво смотрел в ответ, готовый ответить на любые вопросы. Солонников захлопнул рот, совершил полагающийся ритуал, пригласил войти.

Старик помедлил, очень осторожно переступил порог и стал в прихожей, озираясь. Ну точно как иностранный турист на станции Маяковская!

Они представились друг другу. Старик коротко и веско назвался Леонардом. Имя очень подходило. На осторожный вопрос Бориса о его, Леонарда, отчестве, старик сказал, что привык отзываться на одно имя и был бы очень признателен Борису за это маленькое нарушение этикета. Борису эта простота восхитила. Он предложил обращаться к себе так же — по имени. Старик кивнул, приняв это как должное.

Борис заметил, что даже захлопнув дверь, продолжает держаться за дверную ручку. Он отлепился от никелированной скобы, и был вынужден схватится за стену. Леонард вежливо отвел взгляд, сделав вид, что его заинтересовала оскаленная африканская маска.

Солонникову стало неловко.

А может оно и лучше, что Степан не пришел. Степан человек азартный, увлекающийся. Никакая штрафная его не испугает — только раззадорит. Опять же рояль в соседней комнате стоит… Общение с роялем у Степана очень хорошо идет под крепкие напитки. А я все же завтра хочу поработать. Надо поработать… Вот сегодня что ты успел сделать?

Кое-что успел! Но в общем, конечно… Пляж еще этот.

Считай, это был отпуск в миниатюре.

Да уж, отпуск…

Неожиданно, старина, правда?

Я не железный, в конце концов. Жара еще эта сегодня…

Спортом надо было заниматься, а не культурные вечера устраивать.

А может кондиционеры во все комнаты поставить? Не жить же в кабинете. Но Наташка не любит стерильный воздух. Иногда только заходит к нему, когда становится действительно жарко. Его эти бытовые неудобства не то что бы раздражают — нет, он и в очереди может постоять, если надо, или, скажем, поработать полевой сезон с Барбарисом где-нибудь в Гоби — было такое однажды… Но все эти большие и малые колдобины и заусенцы жизни сбивают его внутренний камертон. Штуку нежную, тонкую. Но и привычка опасная вещь. Привыкнет так человек к хорошему, избалуется… Все, завтра — работаем! В конце концов камертон во мне, а не где-то. Вот только разберусь с посетителями. Заплачу какой-нибудь взнос на спасение первой природы от второй, прослушав короткую энергичную лекцию, полную света и надежды. Правда поздновато для общественных организаций, усомнился Борис… Кого пустил я на ночь глядя? Скажи мне, дядя… И не Багават-Гиту он распространяет. Для кришнаита не достаточно радостен. Для члена партии зеленых слишком спокоен. Борису пришел на ум странный эпитет — неуловимо спокоен. Нет, подумал Борис, сейчас все равно не угадаю. А вот пьет он скорее всего коньяк.

Солонников отлепился от стены.

— Приятно у вас. Очень, — Леонард оторвался от созерцания маски.

— Вы уж-же третий, кто мне это говорит сегодня.