Разрывая стены

Как же он соскучился по этому миру, который всю жизнь, не считая последних нескольких месяцев, считал своим и единственным! По свободе начала двадцать первого века и свободе, дышавшей в скоплении множества людей из самых разных культур и географических мест. Разве в голландском Схипхоле в начале февраля можно кого-то удивить пропыленными льняными штанами простого покроя и легкой рубашкой с пуговицами из камней, а еще открытыми сандалиями? В стране дождей и тюльпанов такой одеждой даже на улице сложно поразить. «Живи и дай жить другим», как говорят голландцы, «Оставайся собой — ты и так уже вполне похож на сумасшедшего» — а значит, ходи сколько хочешь вдоль длинных проходов аэропорта в одежде не по сезону и ищи еще одного человека с красной пылью Долины на плечах.

… А вот и он.

Вернее, она, съежившаяся светлым комочком у ног этого мира.

Бэй застыл, отказываясь верить своим глазам, отвернулся в сторону, закрываясь от нахлынувшей лавины чувств. Покачал головой, приходя в себя от удивления.

Не ожидал…

Не ожидал он ЕЕ увидеть!

Тайна… Сидела на полу под светящейся фотографией с Мачу-Пикчу, прислонившись спиной к стене и опустив голову между колен. Сидела, закрываясь руками от суеты и шума, и приходила в себя после перехода. У ее ног валялась монетка в пятьдесят центов. И пусть монетка оказалась на полу, наверняка, случайно, Бэй не сдержал усмешки.

Насмотревшись на ничего не замечавшую вокруг Ану, он опустился недалеко от нее, тоже прислонившись к стене, и тихо сказал:

— Привет.

Тайна вынырнула из колодца собственных рук и колен, натолкнулась на него невидящим взглядом, потом — неверящим, и засветилась вся от радости, наполняя солнцем пасмурный день и серые стены аэропорта.

Пришлось отвернуться, чтобы не полезла на лицо дурацкая улыбка.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Ана.

— Сижу, — спокойно ответил Бэй, потом не выдержал и качнул головой: — Ко всем Теням, Ана, почему ты?

Она вздрогнула, как от удара, погасив улыбку, и в серых глазах удивление смешалось с обидой.

Бэй и сам не знал, зачем сделал ей больно. Он не мог разобраться в том, что чувствует, и от этого злился. Не мог даже решить — рад видеть Ану или нет? Так долго мечтал остаться с ней наедине, и вот сидел рядом с Тайной и думал, что лучше бы находился на расстоянии двух миров.

Не ожидал.

Настолько, что до сих пор не мог прийти в себя.

Все, что происходило с Кобейном с момента, как он очнулся в Долине, копилось и складывалось в большой мешок, плотно завязывалось и убиралось за спину, чтобы не раздавило и не лишило сил. Но над пропастью груз стал слишком тяжел, веревки лопнули, и щелочная смесь из обиды и злости вылилась наружу. Воспоминания и неприятные открытия, обида, сочившаяся из шрамов на теле и шрамов в душе — все это вылилось на острые камни ущелья, только пропасть не приняла его боль. Поиграла с ней и вернула вместе с эхом обратно, оживив и раскрасив яркими красками. Даже долгожданное прикосновение к Тайне и сладкий аромат ее близости превратились в яд коротким приказом Кайры.

Нет. Кобейн не рад был увидеть Ану в Схипхоле.

Он слишком устал от смешанных чувств. Его болезненное самолюбие не принимало роли собаки Павлова. А если Тайна оказалась на Земле, значит, кроме привязки, Бэй теперь повязан с ней до тех пор, пока не вернет ее саму и какой-то важный камень в Долину.

На ум пришло единственно возможное объяснение.

Может, не было никакого перехода? И аэропорт — всего лишь очередное испытание Лабиринта? Духи ведь воссоздали из кошмаров Бэя красную гору. Или принесли на нее. Разве можно разобраться, что происходило на самом деле? Пропасть выглядела очень даже реалистичной. Как и синяки и царапины из подземелья, в котором Бэй бродил с Кайрой, были настоящими и саднили на теле. Почему бы тогда не Схипхол вместе с Аной?

— Я думал, у тебя печать на пять лет от скольжений? — спросил Кобейн.

— Я тоже так думала, — ответила Тайна, отвернувшись, и уставилась в одну точку сквозь ноги спешивших мимо пассажиров.

— Значит, мы еще в Лабиринте?

Эта мысль оживила и ее, Ана быстро развернулась к Бэю, и ему стало жарко в не по сезону легкой одежде на холодном кафельном полу.

Ну что такого особенного в серых глазах? Подумаешь, изумрудные осколки… А его затягивало в них, как в трубу калейдоскопа, которую Бэй крутил в детстве в гостях у Зоси. Он мог часами наблюдать, как складываются и разваливаются на части причудливые цветные фигуры. В этих серых глазах он тоже был готов тонуть часами, забыв, что минуту назад не желал их видеть.

Ана отвернулась, а Кобейн разозлился на самого себя… И на нее.

— Не знаю… — донесся до него тихий голос.

— Где камень, Ана? — Бэй показал руками на тянувшийся в обе стороны проход и на людей, спешивших в двух направлениях. — Ты же здесь из-за камня? Настоящий он или выдуманный духами, нам придется его найти.

Тайна растерянно посмотрела по сторонам, напомнив саму себя на поле у Лабиринта, где никак не могла подобрать кристалл для ключа. Означало это, что она не чувствовала ничего и сейчас?

— Ана, что ты здесь делаешь? — спросил Бэй, теряя терпение. — Где камень?