— Это моя благодарность за камень, — пролепетала она, не отрывая взгляда от его глаз.
Лучше бы ударила! Оплачивавшая долги Тайна!
Следующим ударом прилетело сзади спокойное:
— Ты не можешь ее касаться, Бэй.
Кобейн обернулся и вместо пропасти и красной горы с зелеными венами увидел пустую площадь поэтов, по которой, прищурив оливковые глаза, приближалась Рассветная принцесса.
Руки Кобейна послушно выпустили руки Аны.
— Иди ко мне, Бэй.
Он направился к хозяйке, бросив насмешливый взгляд на ее сестру. Тайна стала белее мрамора балкона подсудимых, на котором сидела днем раньше, и ее глаза превратились в серые озера.
Кажется, кто-то понял значение слова «раб».
Молчание затягивалось, пока Кайра уводила Кобейна от того места, где осталась Ана. Пустой город менялся на их глазах. Улицы становились уже, а перекрестки все сложнее. Бэй дотронулся до стены одного из домов и убедился, что ему не показалось — окна, двери, и лепнина украшений были нарисованы на камне.
— Что у тебя было за испытание? — спросила Рассветная.
— Высотой, я боюсь высоты, Кайра, — устало ответил Бэй, умолчав, что, похоже, испытание было еще и на доверие, но не с той сестрой, которая задумчиво дула губы рядом с ним, а с другой, которая терзала свои губы зубами от волнения и чувства вины. Тванский Лабиринт играл чувствами. Он вытаскивал из души не только страхи, но и находил самые потайные места. Поиздевался над двумя жертвами привязки и отправил обоих по своим местам.
— Я думаю, теперь нас ждет самый настоящий Лабиринт, из которого придется выбираться с помощью камней и хитростей.
— Кроме темного подземелья, тебе еще пришлось чего-нибудь испугаться? — поинтересовался Бэй.
— Пришлось, — призналась Кайра и отвернулась, показывая, что больше разъяснений не будет. Но потом заговорила, сама: — Если я исчезну…
Что бы это не ни значило, оно вызывало у принцессы панику, судя по побледневшему лицу, по тому, как Кайра прислушивалась к безлюдной улице, начав вертеть головой в поисках только ей заметных вещей.
— Дождись меня…
Последнего слова Бэй уже не услышал, Кайра исчезла, а перед ним дрожал воздух, выдавая место скольжения. Оно наливалось темнотой, по ней бежали торопливые волны, живая пустота подкатила к Кобейну и, не оставив выбора, швырнула его в переход.
По жесткому, как щетка, воздуху он понял, что несется по пространственному шву на том самом поезде, который обещал Йодан.
Переход длился и длился, гораздо дольше одного вздоха. Уже плыли перед глазами разноцветные круги, когда Бэй врезался со всего размаху в стену, которая оказалась двухметровым мужчиной с разворотом плеч в два раза шире, чем у него.
— Смотри, куда идешь, — недовольно пробурчал великан, откинув Кобейна в сторону, как баскетбольный мячик.
Бэй плохо стоял на ногах, он наталкивался на спешивших со всех сторон пассажиров с чемоданами под ногами и сумками в руках. Слушал их раздраженные замечания про неуклюжесть, пока не застыл на одном месте неподвижным островом, который обтекала человеческая река. Впереди него за пластмассовыми столиками люди пили из бумажных стаканчиков кофе и ели панини и тосты. Над ними светились вывески Старбакса и БюргерКинга, а еще висело огромное электронное панно с часами.
Из круга отделилась темная фигура и стала вытирать изнутри циферблат.
Бэй хорошо знал эти часы. Каждый раз, оказываясь в аэропорту, он смотрел на мужчину в Зазеркалье.
В пропыленной красной землей одежде и одетый не по сезону, Кобейн стоял в зале отлетов Схипхола.
16.
Кого ожидал увидеть Бэй?
Наверное, Кайру, исчезнувшую так внезапно у него на глазах или совсем неизвестного Искателя.
Но сначала ему понадобилось некоторое время на то, чтобы прийти в себя. Аэропорт… впечатлял!
Кобейна захватило невероятное чувство узнавания, и в то же время он словно смотрел на привычные с детства вещи впервые. Жадно вдыхал запах пластика, металла, кожи, горького кофе, жареного хлеба, голландского сыра, смесь из пота, одеколонов и духов, а еще случайно подхваченных ароматов далеких мест. Суета оглушала не хуже тысячи звуков: голоса, обрывки разговоров на разных языках, шорох подошв, шелест колесиков чемоданов, скип колес тележек. Будоражила кровь совершенно особая атмосфера перекрестка тысячи дорог, пульсирующего энергией, и не оставляла равнодушным. Глазами чужака Бэй смотрел на беспорядочное движение и, опираясь на опыт землянина, представлял, как оно превращается в ровные линии направленного движения самолетов. Выглядывал в огромные окна, чтобы увидеть стальных птиц, взмывающих и садящихся на полосах аэропорта, расположенного на двенадцать метров ниже уровня моря.
Соскучился!