Кива дочитала письмо, перечитала его, прочитала для надежности еще раз, а потом порвала на мелкие кусочки, направилась в гальюн для команды дальше по коридору, швырнула клочки письма в унитаз, спустила штаны, села и помочилась сверху. Данный поступок не особо изменил текущую ситуацию, в которой пребывала Кива, но помог ей почувствовать себя лучше.
Закончив с этим, Кива вернулась в свой чулан и начала размышлять о том, какие преимущества и средства имеются у нее в данный момент.
Преимущества: она была жива, мать твою, что, честно говоря, оказалось для нее некоторым сюрпризом после выстрела в лицо. Капитан был прав относительно ее внешности – лицо ее представляло собой скопище подкожных ссадин и отметин от пропитанных наркотиком мелких частиц, – но об этом ей вряд ли стоило беспокоиться. Препятствием для нее это в любом случае бы не стало.
Средства: ее мозг и ее тело. Не лицо как таковое – смотри вышеупомянутые ссадины и отметины, – но все остальное внутри и снаружи работало на полную мощь. Плюс долбаная злость.
Не просто долбаная злость на Надаше Нохамапитан, хотя Кива в самом деле злилась на нее не на шутку. Надаше приказала выстрелить ей в лицо, похитила ее и посадила в чулан на корабле, полном головорезов. Надаше следовало преподать урок, и Киве очень хотелось проделать это лично.
Но больше всего Кива злилась на саму себя. Сения была права: Надаше воспользовалась неосмотрительностью Кивы, которая отправилась на ту встречу с Друзином Вульфом, будучи уверенной, что превосходство на ее стороне и что Вульф и Надаше впишутся в ее план именно так, как она и рассчитывала. Излишняя самоуверенность и недостаточная подготовка привели к тому, что ей выстрелили в лицо, а ее судьба оказалась в руках долбаной Нохамапитан.
Кива подумала о Сении, которая почти наверняка считает ее мертвой, и вдруг ощутила внезапный укол вряд ли знакомого ей ранее чувства жалости, но не к мертвым (каковой могла бы стать она, но не стала), а к живым, вынужденным горевать о мертвых. Ей казалось нечестным, что Сении приходится переживать подобное горе, и, хотя Кива никогда не питала иллюзий, что мир хоть насколько-то честен, это уже выходило за все пределы, вызывая еще большее желание сполна отплатить Надаше.
Да, Кива злилась на чем свет стоит. Злилась на Надаше. Злилась на себя. Злилась из-за Сении. И ее злил корабль, провонявший ржавчиной и спермой, который мчался в сторону долбаного Октоберфеста, что бы, мать твою, это ни означало.