Следующие полчаса – самые невыносимые за всю мою жизнь. Так ли чувствовал себя отец каждый раз, когда просил меня отправить очередной черновик? Внезапная переполняющая тебя уверенность, что, разумеется, ты ничего не достойна, что все написанное какая-то чушь, а ты сама посмешище! Какая же я дурочка, что думала иначе! Хочется залезть под стул, свернуться калачиком и ждать финального решения.
– Ну что ж, – наконец говорит Эллиот, и все мое тело готово взорваться от этих простых слов. Меня подташнивает, прошибает пот, нервы не выдерживают. – Честно, Тисл… Если это написала ты, то ты проделала фантастическую работу. Это в точности то, что я хотел бы увидеть в конце. И я точно знаю, что это прямая противоположность тому, в чем уверял меня твой отец…
Он смотрит на меня, прищурившись и упираясь подбородком в кулаки. Он пытается что-то найти в моем лице, какие-то ответы, как будто правда (или, напротив, ложь) могут быть написаны прямо у меня на лбу.
– Черт. Я не знаю! Не знаю, что делать, и, честно скажу, ты сейчас все еще сильнее запутала. Пришли мне рукопись целиком со всеми своими правками. От меня мало что будет зависеть, но я ее прочитаю и поговорю с Мартином и остальными членами нашей команды. Я оставлю все решать им. Потому что кто бы ни написал концовку, она меня впечатлила. Признаюсь, гораздо сильнее, чем мне хотелось бы, если учесть все обстоятельства.
Я киваю, и мое тело замедляется, переходя на более привычный ритм жизнедеятельности, хотя никаких конкретных ответов я так и не получила. Все потому, что Эллиоту понравилась концовка. Возможно, он ненавидит меня и моего отца, но мои главы ему понравились, несмотря ни на что.
Оливер меняет положение в кресле рядом со мной, и я понимаю, что он еще не высказал своего мнения. Но при этом последние главы он дочитал, по крайней мере теперь он смотрит в окно за спиной Эллиота.
– Спасибо, – произношу я, и никогда я не говорила это слово, вкладывая в него столько смысла. я достаю из сумки маленькую черную флешку и протягиваю ее Эллиоту. – Здесь вот те самые видео. Если вам интересно. Я вышлю рукопись, как только доберусь до дома, а потом… Просто буду ждать новостей, да? – Я встаю, и Оливер рядом со мной тоже поднимается на ноги. – Но я на вас не давлю, не подумайте. Я приехала не за тем, чтобы силой добиваться вашей помощи. Просто я хотела, чтобы у вас был какой-то выбор. Обо мне не беспокойтесь. Делайте то, что пойдет на пользу «Зениту».
Я направляюсь к двери, но останавливаюсь на полпути.
– И Мэриголд. Что пойдет на пользу Мэриголд.
– Я знал, что ты на это способна.
Мы проехали больше половины пути к дому, и это первые слова, которые Оливер адресовал мне за все это время.
– Что? – Я расслышала его слова, но мне необходимо было услышать их вновь.
– Я знал. Знал, что ты не мошенница. По крайней мере, не законченная мошенница. Ты писатель, хочешь ты в это верить или нет. Я это заметил по тому, как ты говорила о Мэриголд.
– Значит, ты заметил это гораздо раньше, чем я сама. Я написала книгу и все еще не очень в это верю.
– Ты же помогала отцу в работе, да?
– Ага. Ну, то есть сам текст всегда писал он. Но я постоянно была рядом. Подавала ему идеи. Говорила, где получается хорошо, а где полный провал. Иногда он даже меня слушал.
Какое-то время Оливер молчит, и я решаю, что разговор окончен, что лимит разговоров на время поездки уже исчерпан. И вдруг:
– Знаешь, что самое поганое, Тисл? Я все понимаю. Честно. Во-первых, я понимаю, почему ты солгала. Твой отец нуждался в твоей поддержке. Ты была ребенком и хотела помочь. Вас осталось только двое. В общем, то, что ты позвала меня с собой сегодня… Меня. Парня, которого знаешь всего несколько недель. С которым целовалась и врала ему прямо в лицо…
Я вся сжимаюсь, мне хочется исчезнуть, хотя я заслужила эти слова, от начала до конца.
– Я сегодня не из жалости согласился поехать с тобой, а потому, что понял, насколько ты на самом деле одинока. И как одинока была все это время.
Мне хочется зарыдать и завыть во весь голос, настолько он прав, но я каким-то чудесным образом сдерживаюсь. Если уж у меня ничего больше не осталось, я хочу покинуть эту машину с хоть какими-то остатками чувства собственного достоинства.
– Весь мой мир составляли всего двое людей: мой отец, который, хоть и был порой хорошим папой, виноват во всей этой катастрофе, и мой сосед Лиам, который был моим лучшим другом и даже более чем другом в тот момент, когда я встретила тебя, – добавляю я, потому что какой смысл теперь вообще разговаривать, если не быть абсолютно честной. – Но именно он и предал меня. Частично из ревности (потому что я встретила тебя), частично из какой-то извращенной потребности попытаться спасти меня ото всей этой лжи. Кроме этих двоих… еще я начала ходить на чай к моей восьмидесятисемилетней соседке. И все.