У Агриппины Максимовны перехватило дыхание, словно рот закупорило сильным порывом встречного ветра. Когда она опомнилась, Елизавета Ильинична была далеко впереди. Оставлять за этой бабой последнее слово? Нет, Зорина к этому не привыкла. Она прибавила шаг, но мешали высокие каблуки «румынок», они проваливались в снег. На лбу выступил пот.
— Подождите, — крикнула она. — Мы еще собьем с вас спесь! Подумаешь, знаменитость!
Елизавета Ильинична не оборачивалась, словно за нею увязалась выбежавшая из соседнего дома дворняжка, которая злобно лает, но сама боится подбежать поближе и укусить. И тогда Агриппина Максимовна закричала вдогонку те слова, которыми пользуются в очередях не сдержанные на язык женщины.
По улице шли люди, слушали и укоризненно качали головами. Однако ее это не смущало, она продолжала кричать. Елизавета Ильинична повернула на другую улицу.
Нет, она все-таки должна, просто обязана осадить эту бабу. Все равно придумает что-нибудь.
И сейчас, после разговора с мужем, обида захлестнула ее снова.
Целую ночь Агриппина Максимовна не могла заснуть. Лишь только немного забывалась, перед глазами появлялась жена Круговых, показывала на Зорину пальцем и смеялась. Агриппина Максимовна вскакивала, но в ушах назойливо продолжал звучать унизительный хохот. Утром она позвала Валерия. Сын переменил матери компресс на голове и сел возле кровати. Он не произносил сочувственных слов — неожиданным болезням матери уже никто в доме не удивлялся.
Несколько минут длилось молчание. Валерий хотел было закурить, но, вспомнив, что мать больна, положил папиросу обратно в карман. Агриппина Максимовна дышала ровно. Глаза были закрыты. Спит. Но вот она шевельнулась, открыла глаза.
— Мы давно с тобой не беседовали, Валерий. Как твои дела? — спросила она ласково.
— На работе? — уточнил Валерий.
— На работе и вообще.
Валерий насторожился. Сейчас про получку будет спрашивать. Узнала, наверно, о последней попойке. Перед глазами замелькали столы, заставленные бутылками, и пьяные полураздетые женщины.
— По-старому, мама, — стараясь не выдать волнения, ответил Валерий.
Агриппина Максимовна повернулась на бок, приподнялась на локте.
— Смотрю на тебя… Ты уже настоящий мужчина. Девушка есть?
Валерий не выдержал пристального взгляда матери, отвернулся.
«Все, наверно, знает. Издалека подходит, — с неприязнью подумал он. — Кто же проболтался? Спросит о попойке — скажу: знать ничего не знаю».
— Нет у меня девушки. То есть…
— Ну, я понимаю, — улыбнулась Агриппина Максимовна, взгляд ее стал мечтательным. — Кто их не имеет в такие годы! Эх, юношеские увлечения! Скажи, пожалуйста, как ты находишь: Даша Круговых — хорошая девушка?
Валерий удивленно взглянул на мать, вмиг преобразился. А может, ничего не знает? Но надо держать ухо востро. От нее всего можно ожидать.
— Как сказать, мама. Даша, конечно, неплохая девушка.
— Я то же самое думаю. Кроме того, она из знатной семьи, — в голосе Агриппины Максимовны послышались иронические нотки, но Валерий их не заметил. Теперь он стал догадываться, к чему клонит мать. Женить задумала. Ничего не выйдет.
— Даша — девчонка неплохая — это верно, — проговорил Валерий, окончательно взяв себя в руки, — только у нее уже есть достойный поклонник.
— Кто такой?
— Колосов. Помните? В армии вместе служили.
Агриппина Максимовна вздохнула.
— Разве у милой девушки не будет поклонников? В том и гордость молодого человека — отнять девушку у соперника. Эх, мельчает молодежь. Сколько у меня было поклонников, но твой отец все-таки сумел заполучить меня в жены!
Валерий вспомнил Колосова, его глубоко враждебный терзающий душу взгляд. По спине пробежали мурашки страха.
— У папы было другое дело, — уклончиво проговорил он. — А я не думаю жениться.
Агриппина Максимовна выдавила на лице удивленную гримасу:
— А я разве тебя заставляю? Сейчас, слава богу, свобода. Я только советую, как более опытный в жизни человек, на кого обратить внимание.
Валерию начал надоедать затянувшийся разговор. Он беспокойно заерзал на стуле.
— Ладно, мама, я подумаю.
— Пока ты думаешь, Даша другому достанется. Этому самому… Колосову.
— Но ты же сама сказала: не заставляешь.
— Ну, делай, как знаешь. Только…
Агриппина Максимовна достала из-под подушки газету, подала сыну.
— Смотри. Далеко шагает машинист Круговых. Это надо учитывать.
Валерия никогда не интересовали газеты. Но чтобы уважить мать, взял газету, сделал вид, что внимательно читает. Потом встал со стула.
— Хорошо, мама. Спасибо за совет. Мне можно идти?
Агриппина Максимовна привстала на койке, достала рукой завитую шевелюру сына, запустила в нее пальцы.
— Иди. Да будь понастойчивее с нашим братом, — ласково сказала она. — Я ведь тебе никогда плохого не желала.
Валерий повернулся к двери и не мог видеть, что мать уже лежала на подушке и смотрела в потолок. Взгляд ее выражал затаенное злорадство.
4