Разлом

Как только показательная порка окончилась, народ, потеряв всякий интерес к происходящему, как ни в чем не бывало занялся своими делами. Словно не человек пал замертво от истощения и усталости, а ничего не значащее насекомое. Нас подхватил общий поток людей, унося от подъемников дальше по торговой улице. Эйвар останавливался у каждого прилавка и начинал торговаться, как будто в его жилах текла цыганская кровь. А я все не мог отгородиться от той картины… Разве в моих силах было что-либо изменить? Нет. Я никак не помогу этим людям. Скорее меня самого закидают камнями или забьют насмерть хлыстом. Но от этих убеждений не становилось легче. Царящая несправедливость и жестокость, мешали мне свободно дышать.

Я человек военный. Ни раз встречающийся нос к носу со смертью и несправедливостью, вдруг стал слишком остро реагировать на беззаконие. Словно каждый погибший — это мой подопечный, зелёный рядовой, чей-то сын и брат, за которого я в ответе.

Наверное, я просто слишком впечатлился этим миром. Все-таки в двадцать первом веке не было места всему этому средневековью даже на войне…

— Держи, проголодался, небось, — Эйвар подкинул в воздух яркий плод, азартно подмигнув, — всего один медяк. Сторговался.

Поймал яблоко налету и, отерев о рубаху, откусил. Проголодался — не то слово…

— Надеюсь, это не предел твоих способностей, Эйвар. У нас мало времени, — раздраженно прощебетала ведунья, натягивая регулярно спадающий капюшон.

— Не дрейфь. Мы почти добрались. Вон за той лавкой торгует кожевник, которого точно заинтересуют наши шкурки. Мне и самому не терпится выпить в «Копченой ноге», — он в предвкушении потер ладони и с большим энтузиазмом стал пробираться сквозь толпящихся людей.

— Пока вы будете сидеть в таверне, я загляну на чёрный рынок, — информировала меня о своих планах Алариэль, когда воин отошёл от нас на безопасное расстояние.

— Это не опасно?

— А ты что, беспокоишься обо мне? — с легкой иронией в голосе переспросила женщина, приспустив капюшон.

Я неопределённо качнул головой, не сумев подобрать подходящего ответа. Беспокоюсь, наверное потому что она мой единственный шанс вернуться домой.

— Обождите меня здесь, — скомандовал Эйвар, когда мы остановились у стеклянной витрины, гордо демонстрирующей комплект кожаных доспехов с меховой оборкой на капюшоне, наручах и высоких сапогах.

— Моего тоже продай. Выручка пополам, — Алариэль кинула воину свой мешок, задорно подмигнув.

— А с вами приятно иметь дело, — хохотнул Эйвар и вошёл внутрь магазина, звякнув колокольчиком на двери.

— Медовые пааалочки! Горяяячие! С пылу с жару! Всего два медяка! Спешите купить! — выкрикивал босой мальчуган с котомкой наперевес. Поравнявшись с нами запричитал: — Угостите прекрасную леди, достопочтенный господин, отдам две палочки за три медяка.

— У меня нет монет, малец, — честно признался, разглядывая чумазые щёки. На вид пацану не больше десяти, но хватка прожженного торгаша выдаёт опыт работы ни одного года за маленькими плечами.

— Что же вы делаете в Эдихарде без гроша за душой? — искренне удивился он, округлив чёрные любопытные глаза.

Алариэль присела на корточки, ровняясь с ним взглядом и вкрадчиво заговорила, высовывая из мешочка серебрушку:

— Нам три палочки, пожалуйста.

— Не могу не отметить, что у вас великолепный вкус, леди, — мальчуган щелкнул пальцами и принялся заворачивать лакомство в кусок ткани. Давалось это ему удивительно просто, не смотря на полное отсутсвие правой кисти. Я даже сразу не заметил, так ловко он прятал неполноценную конечность за широкой ржаной рубахой.

— Вы так щедры, — бормотал он, разглядывая монету.

Алариэль перехватила его руку и развернула запястьем вверх. На ней зарубцевавшимся клеймом светил символ, чем-то напоминающий масонский знак, только вместо рёбер пирамиды выступали клинки, а глаз светил в щите. Ребёнок встрепенулся и тут же вырвал руку из захвата.

— Не бойся. Проводи меня во двор чёрного рынка и я отблагодарю тебя монетой, — доверительно заговорила Алариэль, откинув капюшон назад.

Мальчишка долго сканировал нас прищуренным взглядом, прежде чем задумчиво вынести вердикт:

— Одной серебрушки будет маловато…

— Две.

— Четыре.

— Не наглей…

— Ладно, две так две. Только учтите, если нас поймают, каждый сам за себя.

— По рук…

На полу фразе ведунью прервали выкрики, гомон взволнованных голосов и цокот копыт, отбивающих ритм по каменной мостовой.

— Дорогу! Дорогу повелителю! А ну, сгиньте, я сказал!

Народ прижался к стенам домов, создавая живой коридор, и приклонялся так низко, что головы касались земли. Алариэль, заметив мой ступор, схватила меня за руку и потянула вниз. Сама надвинула капюшон, низко-низко кланяясь и скрывая от стражей своё лицо. Я повторил за всеми подобострастный жест, после которого хотелось дать себе подзатыльник. Омерзительное ощущение ущемления собственного я, ещё долго проследовало меня, не давая спокойно спать. Ну не могу я кланяться! Не для меня это!