Разговоры об искусстве. (Не отнять)

– Нет, в этой газете французской таких объявлений не дают. К тому же – массаж «со своим столом». Что-то другое. Русский? Интересно, чем от французского отличается? Что в нем такое особенное?

Соскучился, видать, Олежка по русскому. Позвонили. Часа в четыре подъезжает такси. Помогаем шоферу вынести складной стол, очень компактный. Выходит дама. Лет сорока пяти, блондинка, очень ухоженная. Деловитая – показала, как разложить стол, ушла, переоделась в какой-то шикарный зеленый медсестринский костюмчик.

– Готова.

Тут увидела наш стол, и все пропало. Выпила первую рюмку и началось (собственно, мы как исследователи жизни на это и рассчитывали, массаж как таковой не очень нас волновал). О жизни. Какой у нее был чудесный советский муж, посольский работник. Как она жила с ним безбедно. Но как мужик был так себе. Да и среда, сами представляете, советская, посольская. Все на виду, все друг на друга постукивают. Но он все, что мог, для меня делал, пылинки сдувал. Не знаю уж как, все доставал. Какие-то у него делишки левые были. До сих пор им купленные вещи донашиваю. И вот я, старая дура, захотела чего-то другого! Более, что ли, яркого! И нашла себе на голову яркого – французика молодого. Мужик был классный, жизнь показал французскую, о которой я и представления не имела: кабаки, шалманы. Танцы. Веселье. Нюхать научил, вообще всему научил – богема!

– Художник, что ли? – встряли мы.

– Какой художник! Жиголо! Живет за счет баб и знакомых. Чистый Мопассан! А я то, дурр-рра, надеялась! Жениться обещал! К родителям в Бретань возил! А когда мы все мужнино прожили, слинял. Я к мужу – он так в Париже и остался, на родину не уехал. Живет неплохо, подлец. Значит, от меня все же заначил немало. Украденного. Кулак такой хитрожопый. Живет с новой девкой, представляете. Я к нему. А он на порог не пустил. Вот вам и пылинки сдувал. Француз тоже смылся. Вот я одна и осталась. До чего дошла – массажем вынуждена зарабатывать. Ничего, я их обоих засужу. Вы не смотрите, что я массажистка, у меня два процесса! Со своим и с французиком! Что-нибудь да выгорит! Хотя эти французские суды! Все по блату.

Рассказ длился часа четыре. Заходили и уходили люди, а она все повествовала. Не отказывая себе в рюмочке. Наконец с трудом встала.

– Ну, мальчики, собирайте массажный стол. И такси вызовите. Я за час массажа беру столько-то. Кэшем.

Ничего себе – это за четыре часа полоскания-то мозгов! Набежало! С другой стороны, сами виноваты. С нашим интересом, как говорили бытописатели в девятнадцатом веке, к физиологии нравов. Дескать, чужая жизнь, и берег дальний. Это денег стоит. Зато с тех пор мы знаем, что такое русский массаж. Со своим столом.

Мем

Как-то, лет пятнадцать тому, судьба занесла в Цинциннати. Обедали в семейном ресторане в тихом пригороде – дети, коляски. Официантка – красивая латиноамериканка, дружелюбная, расторопная. Вот только – с большим фингалом под глазом. Выделявшимся тонально даже на ее смуглой коже. Непривычно. Я, конечно, отводил глаза, но как-то раз не успел, замешкался. Официантка тут же отреагировала.

– А, вы на это смотрите, – ничуть не смущаясь, она указала пальцем на свой лиловый синяк. – Я – колумбийка. Из Медельина. А мы – люди страстные. Вот мы вчера с моим дружком и поцапались. До драки. Ему тоже досталось. Понимаете, – любовь. Тут она явно намекала, что американцу не понять, что такое страстная любовь. Я, растерявшись, инстинктивно перевел разговор в сторону.

– Так вы из Медельино? Как же, Ботеро!

– Вы знаете Ботеро, – расцвела официантка. – Вы явно не отсюда. Здесь его никто не знает.

Наверное, она имела в виду ресторан. Или пригород. Вообще-то в Цинциннати роскошный музей, там наверняка знают Ботеро. Но не в этом дело. Я вот почему вспоминаю эту историю. Все-таки хорошо, когда страна имеет устойчивый мем. Особенно – позитивный, безобидный. Связанный с большим телом, а не с большой кровью. Такой вот жизнелюбивый, увесистый (перетягивает даже Медельинский картель), игривый мем как Ботеро.

Отставник