Разбойник и Мишка

штопором вниз — за ним потянулся чёрный хвост дыма. Ребята закричали: «Так

его, мерзавца!» И даже захлопали в ладоши.

«Ястребок» ринулся на другого врага прямо в лоб, но тот скользнул

вниз и ушёл в сторону, а в это время из-за облаков вынырнул третий

«мессершмитт» и длинной пулемётной очередью ударил в хвост «яку». Самолёт

задымил и пошёл на снижение. Он летел к земле так круто и с такой большой

скоростью, что, казалось, уже не спланирует и врежется в землю. «Но что же

лётчик не выбрасывается с парашютом?.. — беспокоились мы. — Может,

убит...» Нет, вот самолёт выравнивается, планирует... Наверно, думаем,

сядет в рожь. А рожь-то сухая, спелая. Загорится. Смотрим, шасси почти

задевают за колосья, но самолёт минует ниву и садится на картофельное

поле: подпрыгивает, качается из стороны в сторону и бороздит землю. Ох,

как бы не перевернулся! Я тут же крикнул двум автоматчикам: «А ну, бегом к

самолёту!»

Но нас опередил всадник на белом коне: он проезжал недалеко от места

приземления самолёта. Смотрю в бинокль: Владимиров спрыгнул с коня — и к

самолёту, от которого валил чёрный дым; появились язычки пламени.

Владимиров вскочил на крыло и, ухватив лётчика под мышки, вытащил его из

самолёта. В это время «мессершмитт» снизился и, сделав над «ястребком»

круг, дал пулемётную очередь. В бинокль я заметил, как пули пробежали по

картофельному полю и подняли лёгкую пыль. Видно, фашист бил из

крупнокалиберного. Владимиров схватил лётчика в охапку и потащил его в

сторону, к большой яме, из которой местные жители добывали песок. В

горящем самолёте стали рваться боеприпасы. Как бы, думаю, не сразило ребят

осколками. Потеряв из виду своих бойцов, я нервничал: где они там

пропали?.. А Владимиров вот-вот уже у ямы... Ещё бы один шаг — и он в

укрытии. «Мессер» делает круг и бьёт пулемётной очередью. Владимиров с

лётчиком повалились в яму...

«Эх, — думаю, — не успели мои ребята!..»

После этого вражеский лётчик решил расправиться и с белым конём,

который ожидал своего хозяина у кустика. Сделав над ним круг, лётчик дал

очередь из пулемёта. Лётчик не заметил во ржи двух наших автоматчиков. Они

ударили по «мессеру» бронебойно-зажигательными, он врезался в землю и

взорвался. А ваш белый конь помчался по дороге...

Дуванов помолчал, а потом добавил:

— Вот и вся история...

Я поехал в медсанбат. В саду под яблонями стояли длинные палатки с

целлулоидными окошками.

Около палатки я встретился с командиром медсанбата врачом

Александровым.

— Наверно, за своим помощником приехали? — спросил он.

— Да. Ну как он?

— Герой. Лётчика спас и первую помощь ему оказал. Но сам ранен.

Мы зашли в палатку. В ней рядами лежали на носилках раненые после

операции. В углу, слева, мы увидели смуглого молодого лётчика с

забинтованной головой. Около него сидел Миша Владимиров. У него была

забинтована шея. Как только мы вошли, Владимиров встал и, будто в чём-то

винясь передо мной, доложил:

— Товарищ начальник, ваше задание выполнил. А тут такой случай...

Задержался... И Воронок куда-то убежал...

— Ничего, Миша, всё в порядке. Воронок дома. Ну а ты как?

— Спасибо. Не беспокойтесь — я скоро выпишусь.

Лётчик спал. Лицо у него было бледное. Дыхание глубокое, ровное.

— Пусть поспит, успокоится, — тихо сказал врач Александров, — ранен в

голову, но кость цела. Жить будет. И ещё полетает...

В ту же ночь раненого лётчика эвакуировали в полевой госпиталь. Миша

провожал его. Лётчик, пожимая ему руку, тихо сказал:

— Спасибо, браток. Запомни — Сафонов. Я к тебе в село приеду после

войны...

Миша молчал. Пережитые опасности роднят людей.

— До свидания... — промолвил он глухо.

Через две недели Миша Владимиров выздоровел и вернулся ко мне. А

раненого Воронка мы вылечили и передали в дивизионный ветлазарет. При этом

я сказал начальнику лазарета ветврачу Махову:

— Воронок — дорогой конь, донор. Берегите его. Его ценной кровью вы

спасёте немало тяжелораненых лошадей.

КАК СОКОЛ СТАЛ БОЯТЬСЯ ВОДЫ

Много раз я благодарил колхозного конюха Ивана Агаповича за то, что

он вырастил такого сильного и резвого коня, каким был Сокол. Иной раз

пустишь его во весь дух за машиной — и не отстаёт. Шофёр выглянет из

кабины и с восхищением воскликнет: «Ого! Вот это даёт!..»

Сокол был послушным и смелым. Но однажды с ним произошла такая

оказия...

Ветфельдшер Миша Владимиров сел на Сокола без седла и поехал на

водопой. Недалеко от нас, за железнодорожной линией, протекал ручей.

Через несколько минут, сидя в блиндаже, я услышал надрывный звук

пикирующего самолёта, а потом — пулемётную очередь.

Вскоре в блиндаж вбежал Миша. Показывая на дверь, закричал:

— Скорей! Скорей! Сокол...

— Что случилось?

— Сокол пропал...

— Как — пропал? Убили?

— Нет! Утонул...

— Где утонул?

Я знал, что в том ручейке, где мы поили лошадей, было воробью по

колено.

— В болоте! — воскликнул Миша.

Схватив моток кожаного «повала», которым мы связывали лошадей во