Разбойник

В давние или недавние времена жил-был тот, кто ничего не замечал. Он ни на что не обращал внимания, ему было на всё, скажем так, наплевать. Может быть, его голова полнилась важными мыслями? Отнюдь нет! Совсем была пустая и безмысленная голова. Однажды он потерял все свои сбережения, но ничего не почувствовал, потому что не заметил. Ему совсем не было жалко, потому что тому, кто ничего не замечает, ничего не жалко. Если ему случалось позабыть где-нибудь зонт, то он замечал это только когда начинался дождь и ему становилось мокро. Забыв шляпу, он замечал это только когда ему говорили: «А где же ваша шляпа, господин Бингели?» Его звали Бингели, но не его вина в том, что его так звали. Имя Лихти ему точно так же пришлось бы по душе. А однажды у него отвалились подошвы от ботинок, и так он и ходил босиком, пока кто-то не обратил его внимания на эту бросающуюся в глаза странность. Над ним смеялись повсюду, а он ничего не замечал. Его жена ходила с каждым встречным-поперечным, а Бингели этого никак не замечал. Он всё время низко склонял голову, хотя и не над чем-либо достойным пристального изучения. У него можно было стащить перстень с пальца, еду с тарелки, шляпу с головы, брюки и сапоги с ног, пальто с тела, пол из-под ног, сигару изо рта, собственных детей из-под носа и даже стул, на котором он сидит, а он бы ничего и не заметил. И вот в один прекрасный день, когда он вот так шёл своей дорогой, у него отвалилась голова. Наверное, не очень хорошо держалась на шее, если вдруг ни с того ни с сего взяла и отвалилась. Бингели не заметил, что головы-то больше нет; так и пошёл без головы, пока кто-то не сказал: «У вас, господин Бингели, головы нету». Но господин Бингели не услышал, что ему сказали, потому что у него же ведь отвалилась голова, а вместе с ней и уши. Так что господин Бингели вообще перестал что-либо ощущать, запах ли, вкус ли, ничего не слышал, не видел и не замечал. Веришь ли? Если хорошенько веришь, то получишь двадцать грошиков и купишь себе чего-нибудь хорошего, правда?

Однако, за рассказыванием сказки я не вправе забыть о паре перчаток, которые, как вижу, элегантно и утомлённо свисают с края стола. Кто была та прекрасная благородная дама, что их здесь так небрежно позабыла? Очень изящные, почти до локтей, светло-жёлтые перчатки. Такие прекрасные перчатки настойчиво рассказывают о своей хозяйке, и их язык нежен и любезен, как образ жизни прекрасных и добрых женщин. Как они красиво свисают, перчатки! И благоухают! И меня почти тянет прижать их к лицу, хотя бы это и выглядело несколько глупо. Но как приятно время от времени сделать глупость.

ДАМСКИЕ САПОЖКИ 1922 («Wenn die Schwachen sich fur stark halten»)

Дамские сапожки подразделяются на полусапожки и высокие сапоги. Цвет они имеют либо коричневый, либо чёрный. Казанова рассказывает в своих мемуарах о невероятно высоких каблуках, которыми были оснащены туфли придворных дам при дворе Людовика Пятнадцатого.

Продавщицы, служанки обычно выглядят очень мило в полусапожках. В высоких дамских сапогах есть что-то властное, но это ещё не значит, что каждая надевшая высокие сапоги сразу становится властительницей.

Сапожник сказал женщине, снимая мерку: «У вас мужественная нога!» На что она ответила: «В таком случае, я лучше обращусь к другому».

Сапожки маленького размера добавляют очарования женскому облику, и женщине, лишённой этого преимущества, лучше всего об этом известно. Обладатель приятного свойства не обращает на него внимания настолько, насколько тот, кто этого свойства лишён, но наблюдает его присутствие у других.

Когда Симон состоял слугой при замке Розенхоф, он по указанию кухарки подметал пол в кухне и за это получил разрешение оказывать другие услуги, а именно — чистить ей туфли, когда она собиралась по воскресеньям в церковь.

Кожа на дамских сапожках нежная и упругая. Женщины умеют использовать ножки с той же важной целью, что руки и глаза: для искусства кокетства, которое, к счастью, доступно не каждой.

Я вдруг вспомнил, что есть такой цветок, венерин башмачок. Вы ведь разрешите мне закончить моё сочинение этим замечанием, правда?

ДВА ПИСАТЕЛЯ 1922