Разбойник

Все были довольны и доброжелательны. Утром следующего дня я промчался в коляске, которой правил Август, вниз по холму, на котором стоял замок. Никогда не забуду эту весёлую поездку, залитую влажным блеском солнца, продиравшегося сквозь зимние тучи. Как важный богатый господин сидел я в коляске, и, скручивая французскую сигарету, которую потом довольно нахально воткнул себе в зубы, я крикнул, исполнившись радостной дерзости и искренней радости жизни: «Теперь я — парень что надо. Что бы ни случилось, я не покорюсь, повернусь лицом к опасности и померюсь с ней силами. У меня такое чувство, как будто я готов противостоять половине, а то и целому миру. Фантазия, иллюзия, о чудесное светило! Как легко на душе. Я полон любви и воли к жизни и потому не могу удержаться от настоящего громкого смеха. Я в восторге! Вот бы превратиться в дикого скакуна и умчаться галопом в дальние счастливые страны. Признаем, наконец — божественно прекрасен, небесно хорош наш мир. Что за радость! Страх и беспокойство стали мне непостижимы. Жизнь — роза, и, хочу похвастаться и внушить себе, мне удастся сорвать эту розу. Земля с грохотом падает к моим ногам. Небо тут и там показывает крошечные кусочки застенчивой синевы. Хочу видеть в этом добрый знак. Мир: я буду с тобой сражаться. Я уезжаю долой от того, что уже испытал, и еду, качусь, скачу и лечу навстречу новым испытаниям. Оживлённая жизнь и оживлённые переживания, добро пожаловать. Прекрасно, если человек должен что-то выносить, терпеть. Жизнь даётся легко и играючи, когда требует большого и неутомимого терпения. Так что — вперёд, бросайся и плыви, будь бодрым пловцом. Думаю, я только что выстоял перед лицом некоего испытания и могу теперь смело и твёрдо сделать следующий шаг».

ЛАМПА, БУМАГА И ПЕРЧАТКИ 1916 («Kleine Prosa»)

Лампа, вне всяких сомнений, очень нужный и милый предмет. Различают лампы настольные, подвесные, спиртовые и керосиновые. Когда заходит речь о лампах, непроизвольно приходится вспомнить об абажурах, т. е. вовсе не обязательно. Это неправда, что приходится. Нас никто не заставляет. Я надеюсь, что каждый может думать, что ему угодно, но факт, кажется, остаётся фактом: лампа и абажур дополняют друг друга наилучшим образом. Абажур без лампы был бы ненужен и бессмысленен, а лампа без абажура казалась бы нам некрасивой и несовершенной. Лампа дана, чтобы давать свет. Незажжённая лампа не производит особенного впечатления. Пока она не горит, ей, так сказать, не хватает собственной сущности. Только когда она горит, её значение проясняется, и её смысл вспыхивает и пылает совершенно убедительно. Наш долг в том, чтобы уделять лампе наше уважение и наши аплодисменты, потому что — что бы мы делали в ночной темноте без света ламп? В тихом свете лампы мы можем читать или писать, уж как нам будет угодно, а поскольку мы заговорили о чтении и писании, то начинаем думать, хотим мы этого или нет, о книгах или письмах. Книги и письма, со своей стороны, напоминают нам ещё об одной вещи, а именно — о бумаге.

Как известно, бумага изготовляется из дерева и, в свою очередь, служит для изготовления книг, которые частью очень ограниченно или вообще не, а частью не только читаются, но и прямо-таки проглатываются. Бумага такая нужная вещь, что следует чувствовать побуждение и принуждение произнести: для прогрессивного человека бумага обладает феноменальным значением. Вряд ли заблуждается тот, кто утверждает, что без бумаги вообще не было бы человеческой цивилизации. Что бы стала делать всё-таки, я надеюсь, лучшая часть человечества, если бы бумаги вдруг стало не сыскать и не заполучить в пользование? Существование не просто многих, но подавляющего большинства людей вне сомнений неразрывно связано с существованием бумаги, настолько неразрывно, что нас это страшит, поскольку по более-менее здравом рассуждении нам нелегко избавиться от некоторой вполне легко представимой себе озабоченности на этот счёт. Вообще же говоря, бумага бывает толстая и тонкая, гладкая и шероховатая, грубая и нежная, дешёвая и дорогая, и, с позволения читателя, среди бумаг выделяются следующие сорта и виды: писчая бумага, глянцевая бумага, линованная бумага, почтовая бумага, обёрточная бумага, бумага для рисования, бумага газетная и шёлковая бумага. Родители автора содержали милую и элегантную бумажную лавку, потому он в состоянии как заводной перечислять один за другим разнообразные сорта бумаги. Кстати говоря, неужто в один прекрасный час не могло бы найтись в самом пыльном углу писательского ящика завалявшейся полоски бумаги, на которой была бы записана история следующего содержания:

ТОТ, КТО НИЧЕГО НЕ ЗАМЕЧАЛ