— Спасала своих флерсов. Я, знаете ли, за них в ответе! В отличие от этих двух зелёных идиотов — эти как бы в полном разуме и при своей воле.
Арденте впечатлился отповедью, а я развернулась к Оптимусу. Тот уже где-то разжился одеждой и теперь стоял чуть в стороне.
— Ландыши — настоящие крылатые флерсы!
Оптимус в восхищении развел руками.
— И как же тебе это удалось, сестрица?
— Отняла память, — буркнула я.
Оптимус притих и задумался.
— Я погрузила их обоих в сон, — холодно сообщила Ауэ.
И эта считает меня виноватой. Ну что за день! Сказалось пережитое напряжение, длительное утомление и контакт с чёрным vis, кажется, я впала в истерику. Ну, в принципе, если вы вдруг начинаете орать, удивляя саму себя, и при этом не в состоянии остановиться и замолчать, то, наверное, это истерика.
Не помню, что именно я говорила, но общий смысл сводился к двум вопросам: «Нянька ли я двум идиотам?» — и: «Знают ли они, сколько зла мне причинил и один и второй?». А также к заявлениям типа: «Да пусть оба сдохнут, придурки. Мне плевать!»
Постоянное общение с людьми, а именно с моим шеф-поваром Полем, меня испортило. Я привыкла, что истерики никто всерьёз не воспринимает. Не тут-то было.
И оборотни, и divinitas буквально скукоживались с каждой фразой, с каждым выкриком. Когда один из котов принял позу подчинения, а Отамнел полностью загородил собою Ауэ, я смогла остановиться и замолчала, закрыв глаза, пытаясь окончательно вернуть контроль над собой.
— Может, тебе вернуть должок, сестрица? — как ни в чём не бывало, светским тоном поинтересовался Оптимус.
И только я успела в удивлении распахнуть глаза, как Шон произнес:
— Для такого у неё есть я.
Я не знала, на кого таращиться. Они что, с ума посходили?
— Вы чего? У меня просто истерика. От нервов и утомления… — проронила я.
Оптимус пожал плечами: мол, дело твое, но если надумаешь — обращайся.
Шон же ломился по нашей связи…
— Просим простить нашу непочтительность, — за всех заговорил Арденте. — Мы многого не понимали… — он оглянулся на Отамнела, ища у того поддержки.
Тот кивнул:
— Мы осознали свои ошибки. Больше подобного не повторится.
Видать, мозги в тот момент у меня вообще отключились, потому что я чистосердечно поинтересовалась:
— Да? И в чём ваши ошибки? — мне действительно было интересно, потому что я сама абсолютно не понимала, что происходит и почему.
Отамнел от моего вопроса нервно сжал губы, а потом заговорил скороговоркой:
— Мы забыли о том, что вы сильнейшая среди нас, победительница вампиров. Мы не знали, что эти двое вам навредили… Преклоняемся пред вашей добротой и надеемся, что она не оставит вас.
Тут я сама распахнулся связь с Шоном:
«Что их так напугало?»
Он удивился, а потом собрался с мыслями и ответил:
«Ну, после всего тобой сказанного стало понятно, что ты их обоих уже прощала, давала им шанс. Но они им не воспользовались и не оправдали доверия. И ты их обоих сейчас убьешь…»
«Шон… И ты так подумал?»
Он замялся:
«Я уже так не думаю. Я вспомнил, какая ты на самом деле. Просто слова твои были чисты, и никто не посмел усомниться».
Понятно. Я обвела взглядом присутствующих:
— Я не собираюсь убивать Седрика и Фрешита или лишать их воли и свободы. Но их надо сделать настоящими побратимами, иначе от них обоих не будет никакого толку. Если Фрешит убьет Седрика… Такой глава города нам точно не нужен. Кто-то из вас помогал в ритуале насильственного братания? — спросила я, надеясь, что Фрешит всё же не мог провернуть это в одиночку.
— Я, — отозвался Арденте.
— Но как можно сделать их настоящими побратимами? — тихонько спросила Ауэ. — Они же ненавидят друг друга.
— Почему Фрешит завидует Седрику? — вдруг вспомнила я.
Divinitas удивленно пожали плечами, но вдруг за спиной ответил Тони:
— Потому что есть разница между собаками и котами, собаками и волками. Волки и коты не способны на преданность и любовь.
Крупный кот зарычал:
— Ты смеешь заявлять, что у нас нет чести?
Задумавшись, я ответила вместо Тони:
— Честь — это одно, а беззаветная преданность и любовь — совсем другое. Для divinitas уж точно.
— В точку, хозяйка, — поддакнул Тони.
— Итак, они друг друга ненавидят. Что делать?
Мой вопрос вызвал у окружающих недоумение вместо хоть каких-то предложений. Никакого содействия, а я не гигант мысли, между прочим, и выслушать чужое мнение всегда рада. Но нет. Я обводила присутствующих взглядом, и все отворачивались.
— Оптимус, может, ты, как старший и многоопытный, дашь какой-нибудь совет? — не выдержала я.
Оптимус удивился, но, кажется, ему польстило моё обращение и моя просьба. Он задумался:
— Ну, раз убивать их обоих ты не хочешь…
— Не хочу, — подтвердила я.
— То надо менять их…
— Каким образом?
— Ты говоришь об усекновении души? — ужаснулся Шон, перебивая меня.