Между прочим, как только тело Оптимуса покинуло пентаграмму, монстр-гидра, с которым бился наш отряд, заметно замедлился и потерял координацию. Досматривать, чем кончится бой, я не рискнула, понимая, что надо убираться отсюда, пока в состоянии двигаться.
Я вылезла наверх и ненадолго отключилась, вновь оказавшись на своем лугу. Он был каким-то тусклым, замершим, словно перед грозой. Я села, потому что ноги не держали, как вдруг появилась чужая собака и принялась облизывать лицо. От этого я и очнулась. Пес Седрика в зверином обличье не спускался в подвал и теперь вот пытался мне помочь.
Только я пришла в себя, пытаясь собрать разбегавшиеся от давления чёрного vis мысли, как один за другим из люка вылезли наши мужчины. Последним шёл Шон, тяжело таща на себе Оптимуса. Один оборотень-кот был при смерти, его товарищ безмолвно положил раненого к моим ногам.
— Фрешит не в силах его перекинуть, — прокомментировал усталый Арденте, возясь со своей раной.
А что я могу сделать? Впрочем, один способ есть всегда. Я вновь достала скальпель и тщательно вытерла его. Полоснув по запястью, я выпустила свою кровь в рану и несколько капель в рот умирающему оборотню, а потом отдала приказ силе заживить тело. Вышло не очень хорошо: неконкретный приказ в лечении — напрасная трата сил. Но у меня не было возможности разбираться в повреждениях, я лишь остановила кровь и подпитала мохнатого, чтобы он смог дотянуть до встречи с Ауэ.
Меня подхватил на руки Фрешит, наверное, как наименее пострадавший. Скальпель незаметно перекочевал к Арденте, и он на ходу срезал рваные куски плоти с руки.
— Не боишься оставлять здесь плоть и кровь? — поинтересовался Седрик неимоверно усталым и надтреснутым голосом.
— Я боюсь, что делаю это слишком поздно. Разберусь с собой и займусь тобой. Потерпи.
Первыми до лифта добрались оборотни, вторая ходка была наша. Кое-как протащившись через «столовую», мы спустились на третий этаж и сделали привал. Тяжело раненного оборотня товарищ понес дальше, на улицу к Ауэ. Арденте, как и обещал, занялся Седриком, а Фрешит пристально уставился на Оптимуса.
— Чери, ты, похоже, знаешь его? Кто это? И интересно, нашли в нём то, что искали, или нет.
— Ты это о чём, Фрешит? — спросила я.
— Да вот же, его словно через хлеборезку пропустили, а грудь и живот истыканы, будто его помещали в «железную деву». Кто это, Пати?
— А что? Симпатий не вызывает?
— Никаких, — честно ответил Фрешит.
Арденте закончил с Седриком, и я снова заполучила свой скальпель. Делать нечего…
«Пати, может не надо? Ну его, выживет так выживет, нет так нет».
«Ты не забыл, что Гекатида всё ещё жива и где-то прячется».
— А разве та гидра не она? — от удивления Шон спросил вслух.
— Нет.
— То не было проклятое существо с душой, — настаивал Шон.
— Не спорю. Скорее всего, это её отпрыск.
— Умеешь ты обрадовать, Розочка, — проскрежетал Седрик.
— Тащите его к Ауэ, — скомандовала я его псам, и самый бодрый послушно двинулся к хозяину.
— Эй, мне не нужна водяная дева, — возмутился наш соправитель. — Дай скальпель.
— На, — и не удержалась. — Кровосос.
— От шлюшки слышу, — огрызнулся Седрик, очень не любивший, когда акцентировали внимание на том, что он пьет кровь своих волков-псов.
Тот самый, бодрый оборотень, взял скальпель из рук своего хозяина и полоснул себя по груди, склонившись над ним. Седрик, обняв его за спину, приник к кровавой дорожке. Это было до странности интимно и как-то неправильно… Может, оттого, что оборотень смотрел на Седрика, как мать, кормящая своё обожаемое дитя… Рана быстро закрылась, и перевёртыш порезал себя ещё, на этот раз глубже. Я отвернулась, не желая больше смотреть на это, и наткнулась на полный зависти и боли взгляд Фрешита. Свет и Тень, что же у него в голове на самом деле?
Забрав из ослабевшей руки мохнатого свой скальпель, я, наконец, сделала то, что намеревалась: снова рассекла запястье и отдала свою кровь Оптимусу, одновременно формируя приказ силе: «Не вредить никому из нашей группы».
Вдруг мой брат раскрыл глаза, они были на удивление ясными.
«Сестрица. Умненькая сестрица», — прозвучал в голове его насмешливый и удивленный голос.
«Отчего умненькая?», — опешила я.
Ответа не последовало, а его тело поплыло, и передо мной вместо монстра вновь лежал мужчина средних лет, с чрезмерно яркой мимикой.
— Сестрица, как я рад тебя видеть, — произнес он, словно мы встретились на прогулке в парке. Все замерли, поражённые как тоном, так и смыслом высказывания.
— Сестрица? — переспросил Фрешит.
— По отцу, — мрачно ответил Шон.
— Так о чём ты говорил, Фрешит? — поспешила я сменить тему, не желая отвечать на дальнейшие вопросы. — Искали? В нём? Оптимус, внутри тебя что-то есть?
— Оружие, — вместо него ответил Шон. — Он хранит в себе оружие.
— Его не отняли? — спросила я.
— Нет, — коротко и настороженно ответил Оптимус.
— Хорошо.
— Что ж хорошего? — вмешался Седрик. — Мы его видим впервые и понятия не имеем, что у него на уме. Может, он добровольно в ту пентаграмму лёг.