Равнинный рейд

Тимошкин, казалось, не слыхал вопроса и продолжал идти вперед. Невдалеке раздался выстрел, но никто не повернул головы, не нарушил дистанции. Сзади послышались быстрые шаги — Стоичко, задержавшийся из-за сторожа, торопился догнать товарищей. Только сейчас Тимошкин обернулся и встретился с горестным взглядом сыровара.

— По-моему, не выживет, — сказал он. — Может, и в сознание не придет…

— Ты… доктор?

— Что-то вроде того, — неохотно сказал Тимошкин.

Вскоре цепочка вышла на просторное, видно, недавно убранное поле, края которого терялись в ночи. Бойцов, что несли раненого, пора было уже сменить, и они поставили носилки наземь. Клим, оказавшийся тут как тут, мигом вцепился в необструганные палки, но командир поморщился:

— Оставь!

Парень расстроенно взглянул на Волчана.

— Почему, товарищ командир?

— Не по плечу тебе, не справишься, — нетерпеливо отрубил Волчан.

Бай Атанас заметил, что у комиссара легли сердитые морщинки между бровей.

— Оставил бы ты парня в покое, Волчан! — сказал он, и старик почувствовал в его голосе нотки еле сдерживаемого раздражения. — Раз хочет — пускай несет…

Волчан махнул рукой и отошел. Глядя на тонкую, напрягшуюся от усилия шею юноши, видя, как тот уже через несколько шагов согнулся вдвое и чуть не падает, бай Атанас с укоризной произнес:

— И правда, не для него это, товарищ комиссар… Хилый да к тому же еще не видит, что ли…

— Ничего, пусть понесет…

— Да он ноги свои еле носит…

— Это неважно, бай Атанас, — терпеливо ответил Тимошкин. — Кто хочет, тот всегда сумеет…

Но сыровар покачал головой.

— Не могли уж найти другого — на нем свет клином сошелся… Я с самого начала не мог понять, зачем вы такого взяли…

— Взяли, потому что заслужил, — коротко сказал Тимошкин.

На том, чтоб Клима включили в боевую группу, настоял в штабе он сам — с ним долго не соглашались. Юноша был простым бойцом в отряде имени Александра Матросова, но начальник его, упрямый парень, хоть и на редкость талантливый командир, не давал ему развернуться и показать себя. Хрупкое физическое сложение Клима, его близорукость были для командира непростительными недостатками. Тимошкин же чувствовал в юноше и чистоту, и беззаветную преданность делу и был уверен, что из него получится превосходный боец, лишь бы сам он получил возможность поверить в свои силы и способности. Чтобы поднять его авторитет, Тимошкин разрешил ему участвовать в этой серьезной и рискованной операции, ни на минуту не усомнившись в нем и не пожалев об этом. Клим был не единственным новичком в группе. Паренек в гимназическом мундире показал во время учебных стрельб удивительные результаты, которые никому еще не удалось повторить, но он ни разу не участвовал в сражении. Тимошкин решил взять и его, хотя не был в нем так уверен, как в худеньком, близоруком Климе.

Колонна внезапно остановилась. Клим, задыхающийся, весь в поту, выпустил рукоятки носилок, но, когда его настигли задние, снова схватил их и пошел. В глазах Тимошкина засветилась нежность. И сыровар с отцовским чувством следил за щупленьким человечком, который упрямо шагал во мраке. Вдали темнела высокая стена кукурузного поля.

* * *

Рассвет застал партизанскую группу в дубовой роще, километрах в пятнадцати от лесистых холмов. Пока Тимошкин и командир осматривали окрестности, партизаны, измотанные тяжелым ночным походом, прилегли под развесистыми деревьями, и скоро то тут, то там послышалось тонкое, прерывистое посвистывание или густой басовый храп. Для опытных бойцов было совершенно ясно: им придется провести здесь день, и они расположились на отдых, но новички были в напряжении и время от времени поглядывали на заросли, в которых скрылись командиры. В воздухе веяло утренней прохладой, трава светилась капельками росы, а над головой, среди ветвей деревьев, просвечивало розовое небо. После непрерывного десятичасового перехода ноги гудели, словно налитые свинцом, глаза невольно слипались. Только часовые, сняв рюкзаки, прохаживались с винтовками через плечо.

Тимошкин и командир вернулись скоро. Роща показалась им удобной для дневки, и по пути они приняли решение до темноты оставаться здесь. Лицо у комиссара было утомленным, глаза покраснели и опухли. Перед тем как углубиться в рощу, он еще раз бросил тоскливый и как будто прощальный взгляд на далекие зубчатые гребни, слегка позолоченные зарей. Доберутся ли они до них? Тимошкин постарался отогнать эту мысль и, присев на землю под кустами, стал набрасывать в своем блокноте приблизительный план местности.