Раубриттер (IV.I - Animo)

— Пфффф! — Гримберт выпятил губы, демонстрируя презрение, — Ты просто наловчился жонглировать цифрами. Невелика заслуга. Посмотрел бы я на тебя в настоящем бою, щегол, когда в воздухе вместо цифр летают снаряды, а воздух горит от напалма! Клянусь печенью Святого Михаила, ты бы намочил свой гамбезон! Из твоего брата Гунтериха и то получится лучший оруженосец, чем из тебя!

Он думал, что Аривальд, закусив удила, рванется в спор. Когда-то они могли часами перебрасываться обидными словечками и придуманными ругательствами, напоминая две артиллерийские батареи, кроющие беглым огнем друг по другу. Славные добрые времена, когда было позволительно не думать о будущем и не ощущать лежащей между ними пропасти. Времена удивительных приключений, неказистых подвигов и мальчишеских выходок. Наверно, они уже выросли из этого возраста. По крайней мере, Вальдо вырос.

— Мясо уже поспело, — заметил он, после чего взмахнул воображаемой салфеткой, — Мясо уже поспело, ваше сиятельство, прошу к столу!

* * *

Может, по части цифр Аривальд имел весомое преимущество, но вот в вопросах дворцового этикета он разбирался не лучше, чем сам Гримберт в сложных дробях. Пытаясь изображать церемонийместера, он двигался нескладно и неуклюже, ему определенно не доставало той особенной мягкой грации, что вырабатывается долгими годами, проведенными на вощеном дворцовом паркете, а никак не в тесной бронированной кабине рыцарского доспеха.

— Не извольте гневаться, мессир, если мясо немного пережарено. Смею вас уверить, внутри оно совершенно сырое!

— Как раз как я люблю, — в тон ему отозвался Гримберт, — Чего ты ждешь? Доставай нашу славную походную скатерть!

Славная походная скатерть представляла из себя кусок заляпанного маслом брезентового полотнища, которое они когда-то умыкнули у Магнебода, но верно служила им уже не первый год. Расстеленное на утоптанном снегу, оно, может, не могло тягаться с парчовыми маркграфскими скатертями, но оттого не выглядело в их глазах хуже.

Им не требовался сигнал церемонийместера для того, чтоб приступить к трапезе. Как не требовались ни тосты, ни застольные здравицы, провозглашаемые подобострастными сотрапезниками, ни перемены блюд. Они ели жадно и остервенело, орудуя одним кинжалом на двоих, по очереди слизывая с выгравированного на лезвии туринского быка сладкий горячий жир и подмигивая друг другу. Морозный воздух приятно освежал лучше, чем опахала слуг, а усталость делала вкус пищи богаче, чем самый изысканный соус.

Аривальд не солгал, мясо получилось пересушенным снаружи, похожим на лошадиную подкову, внутри же ощутимо хлюпало, но Гримберт не собирался ставить это своему старшему пажу в вину. Он любил такие трапезы. Обставленные зачастую на пыльной обочине тракта или в лесной чаще, они казались сытнее и приятнее тех, что он проводил в окружении дворцового серебра, да и то, правду сказать, серебра там год от году становилось все меньше, а мышей по углам — все больше и больше.

Нет уж, блаженно подумал Гримберт, ожесточенно сражаясь с жесткой сырной коркой, уж лучше так. Чем пировать на драгоценных тарелках, вкушая деликатесные яства под аккомпанемент сладкой лести придворных, лучше трапезничать так, как трапезничали предки, благородные рыцари старой закалки — расположившись на броне, еще горячей от вражеских огнеметов, без разряженных придворных шутов, с одними только верными оруженосцами, хлебая прямо из горлышка захваченное в чужих погребах вино…

Верно поняв его взгляд, Аривальд наполнил до краев их общий походный кубок, сделанный из расточенного цилиндра, но выглядящий почти как настоящий.

— За прекрасных дам? — предположил он, — Или за рыцарские добродетели?

— Погоди. Надо бы чем-то подсластить эту кислятину, — Гримберт вытащил из-за ремня кисет и небрежно вытряхнул на ладонь пару крупных таблеток, похожих на комки жженого сахара, — Кинь-ка это в вино.

Небрежность была хорошо отрепетирована и произвела на Аривальда должное впечатление.

— Что это?

— Бензедрин. Говорят, распаляет душу сильнее, чем литания, прочитанная самим Папой Римской. Все рыцари его используют в походах, чтоб поддержать силы. А сегодня у нас настоящий поход, а? Это тебе не прогулка по парку!

Аривальд уважительно посмотрел на таблетки. Еще бы, подумал Гримберт, ему, небось, и нюхать-то таких не приходилось. Среди пажей много родовитых сынков, но жалование им положено скромное, а условия содержания вполне аскетичные. Для того, чтоб заглушить усталость и притупить боль там чаще в ходу «пещерная пыль», которую кустарно гонят подмастерья туринских химиков на дрянной аммиачной смеси и продают по денье за десять гран. Неудивительно, что добрая половина пажей выглядят поутру как дохлые жабы с мутными глазами…

Таблетки быстро растворились в вине, но Аривальд не сразу осмелился отхлебнуть. Некоторое время он опасливо разглядывал пузырьки на поверхности, облизывая губы.

— Я надеюсь, это зелье не такое уж сильное, — пробормотал он, — А то как бы нам не покрыть себя славой вроде той, что досталась мессиру Эдобиху.