Раубриттер

поплывет. Людей начинайте готовить в четверг с утра, но

тихонечко. Без шума.

— Верно. — Согласился Рене.

— Умно, — сказал Роха.

— Да, так и сделаем, — сказал Бертье.

— Если мы их на переправе не сможем поймать, так будем скорым

шагом отсыпать, ты, Ёган, жди гонца, тогда хватай все, что

подороже. Бери госпожу, сестру, племянниц всех, мужиков со

скотом тоже собирай и беги к Малену. За городскую стену.

— Ясно, господин, — кивал серьезный Ёган.

— А вы, Бертье, возьмите десяток людей, всех конных, собак

возьмите, словно на охоту собрались, и скачите завтра поутру к

реке. Смотрите лодки, берег их, смотрите кострища, или скопление

лошадей пасущихся, или телеги где увидите. Только так, чтобы вас

с того берега не видели, все тихонечко делайте.

— Я понимаю, кавалер, — кивал Гаэтан Бертье. — Уже делал я такое.

— Отлично, а в четверг к вечеру навстречу мне пошлете гонцов, чтобы знал я, куда мне нужно идти, к лесу или к острову.

— Я понял, кавалер, — говорил ротмистр. — Я все сделаю, не

волнуйтесь.

— Готовимся, господа, но так, чтобы не было этого видно со

стороны, — сказал Волков.

Внешне он был абсолютно спокоен. Он хотел, чтобы все видели, что он спокоен и знает что делать.

И ему было отрадно видеть, что господа офицеры, когда

расходились, шутили даже. Конечно, шутил весельчак Бертье, Шутил он над Ёганом, который был через-чур серьезен. И все

смеялись, даже сам Ёган.

Глава 44

Все делали тихо, без шума. Так, чтобы никто и не догадался, что

готовится поход. Просто во вторник собралось десять телег и

мужики, а не солдаты, поехали в них на юг, к южному полю. Мало

ли куда мужики едут в сентябре на телегах. Может не все с полей

вывезли. В условном и тихом месте у глубокого и длинного оврага, почти на половине пути до реки, телеги встретили солдаты из

людей Бертье, там встали лагерем, распрягли лошадей, и мужики

вернулись домой. Потом туда же привезли еды для двухсот

пятидесяти людей на четыре дня, и кое-какое оружие. И в тот же

день туда пришли люди ротмистра Брюнхвальда.

А Ёган тем временем вовсю сбывал оставшуюся рожь и ячмень.

Купцов понаехало — как мух налетело. И с Малена были, и с востока, из-за реки приплывали, из Фринланда, и даже какой-то купчишка с

севера из самого Вильбурга сюда добрался. Все хотели зерна

купить, видно, слух пошел, что управляющий в Эшбахте дурень, торговаться — не торгуется, берет сколько дают. Одна беда была, купчишки зерно покупали, да вывезти не могли, в дереве ни у

мужиков, ни у господина, ни подвод, ни лошадей не было. А баржи

на реке не укупишь: и фрахт осенью дорог, да и не было на реке

свободных барж. Осень же, урожай, все при деле. Так что Ёган все

распродал, деньги собрал, а зерно так и лежало в амбарах. Купцы

ему за то выговаривали. Но управляющий просил купцов обождать, так как подводы все при деле, последнее с полей забирают.

А господин Эшбахата и офицеры его были на вид праздны и

беспечны, и часто пили. Господин появлялся в деревне и на реке у

Амбаров в одной рубахе, словно с постели встал только что. И

случилось так, что ехал иной раз по деревне на коне и был при том

босой, как мальчишка, что на пастбище едет, или словно мужик

простой.

Во вторник все офицеры с господином пришли на открытие

трактира. И пили там весело, трактирщик их угощал.

А на следующий день завершилась жатва, брат Семион ходил по

Эшбахту и хвалил всех, говорил, что Бог мужиками доволен, послал

им урожай, так как они трудолюбивы, а значит и господин ими

доволен будет. Мужики от этого были веселы, урожай удался, а раз

господин доволен, значит, по старинному обычаю, господин

должен устроить им фестиваль с пивом, хоть упейся, жареным

мясом и пирогами. А для девок и детей пряников купить медовых.

Господин это сам лично обещал, все слышали.

И управляющий подтвердил, что фестивали будут.

Но вот вдруг в четверг, еще до обеда, вместо подвод с пивом, и

всем остальным нужным для праздника, в Эшбахте стали

собираться добрые люди при доспехе и железе. Собирались, строились и бодрым шагом уходили на юг отряд за отрядом. И

офицеры были при них. Первым уехал ротмистр Роха и за ним ушли

его пятьдесят стрелков. Потом был большой отряд счастливого

жениха ротмистра Рене. Бабы, дети и праздные мужики выходили

из домов, смотрели на солдат. Купчишки, что сидели и ждали

зерна, тоже выходили из трактира, начинали волноваться.

— Неужто война у господина Эшбахта? — Спрашивали одни у других.

— Да нет, солдаты без обоза идут. — В слух размышляли другие.

— Может рядом, где дело будет, может с соседями рядиться

надумал. Идут одним днем.

— Нет, — догадывались самые умные, — обоз вперед ушел, вот поэтому

нет ни телег, ни коней в Эшбахте.

В общем, полетело по деревне слово, и скоро добралось до

господского подворья. И там дворовые поначалу, а потом и все уже

так и говорили: Война.

В доме тревога, хлопоты, у баб глаза на мокром месте. Сестра

Волкова, госпожа Тереза, дура, молится и молится. Молится и

всхлипывает. Кавалер на нее взгляд бросит, мол, прекратите, она

вроде притихнет, а потом все по-новой. Жена сидит, надулась, молчит. Радуется, наверное, что муж на войну уходит. Но