Невский откинулся в кресле, чуть насмешливо и удивленно посмотрел на врача:
— Тебе ли, о доктор Абрагам, спрашивать меня об этом?
— Прости, государь! Я хотел спросить только: на краткое время ты хочешь забыться сном или же хотел бы погрузиться в сонный покой надолго?
Невский вздохнул.
— Мужу покой — одна только смерть! — сказал он. — А вздремнуть часок-другой не худо: путь дальний.
На этот раз всегда сдержанный и краткий в своих суждениях доктор Абрагам хотел было впасть в некоторое ученое многоречие.
— Так, государь, — сказал он. — Когда прибегающий к врачебному пособию для обретения сна жаждет сна ненадолго, но крепкого, то в таком случае Гиппократ Косский предпочитает молоко мака… Но уже сын его…
— Не сын, не отец, — чуть раздраженно перебил его Невский, — а что предпочитает доктор Абрагам?
Старик наклонил голову.
— Когда мы хотим добиться, чтобы человек уснул близко здоровому обычному сну, то, искрошив с помощью резала корень валерианы…
Но ему не пришлось договорить: чей-то мальчишеский голос из темного угла палаты вдруг перебил его.
— А у нас вот, — сказал голос, — деданька мой, мамкин отец, когда кто не спит, придут к нему за лекарством, — он мяун-корень[36] взварит и тем поил…
И князь и доктор в равной степени были поражены этим голосом, столь неожиданно вступившим в их беседу.
Потом Невский громко рассмеялся и, обратясь в ту сторону, откуда послышался голос, произнес полушутя, полусердито:
— Ах ты!.. Ну как же ты напугал меня, Настасьин… А ну-ка ты, лекарь, подойди сюда…
Григорий Настасьин, потупясь, выступил из своего угла и остановился перед Александром.
Невский созерцал его новый наряд с чувством явного удовлетворения. Доктор Абрагам смотрел на мальчугана с любопытством.
— Да какой же ты у меня красавец стал, Настасьин! — сказал Невский. — Всех девушек поведешь за собой!
Гринька потупился.
— Стань сюда, поближе… вот так, — сказал Ярославич и, взяв Гриньку за складки просторного кафтана меж лопаток, переставил его, словно шахматного конька, между собою и доктором Абрагамом.
Озорные искорки сверкнули в глазах старого Абрагама.
— А ну, друг мой, — обратился он к мальчику, — повтори: как твой дед именовал эту траву, что дает сон?
— Мяун, — не смущаясь, ответил Гринька. — Потому что от нее кошки мявкают.
Князь и доктор расхохотались. Затем старый врач важно произнес:
— Да, ты правильно сказал. Но от Плиния мы, врачи, привыкли именовать это растение «валериана», ибо она, как гласит глагол «валере», подлинно оздоровляет человека. Она дает здоровый сон!
— А я много трав знаю! — похвастался обрадованный Гринька. — И кореньев! Дедушка уж когда и одного посылал… Бывало, скажет: «Гринька, беги-кось, ты помоложе меня: у Марьи парнишечка руку порезал…» А чего тут бежать? Эта кашка тут же возле избы растет. И порезником зовут ее… Скоро кровь останавливает!..
— А еще какие целебные травы ты знаешь, отрок? — вопрошал старый доктор.
Гринька, не робея, назвал ему еще до десятка трав и кореньев. И всякий раз старик от его ответов все более и более веселел.
— А еще и вредные растут травы, ядовитые! — воскликнул в заключение Настасьин. — У-у! Ребятишки думают, это пучки, сорвут — и в рот. А это сикавка, свистуля! От нее помереть можно! И помирают!
Тут он живо описал доктору Абрагаму ядовитое растение пестрый болиголов. Старик не мог скрыть ужаса на своем лице.
— О-о! — воскликнул он, обращаясь к Невскому. — Вот, государь, этим как раз растением, о котором в такой простоте говорит этот мальчик, отравлен был некогда в Афинах величайший мудрец древности…
— Сократ? — произнес Невский.
— Да, государь…
Наступило молчание. Оно длилось несколько мгновений. Затем Абрагам снова пришел в необычайное оживление и воскликнул:
— Этот чудесный отрок — поистине дар небес для меня, государь! О, если бы только… Но я не смею, государь…
— Что? Говори, доктор Абрагам.
— У меня была давняя мечта — узнать, какие целебные травы известны русским простолюдинам. Ведь вот даже знаменитый Гален пишет, что он многие травы и коренья узнал от старых женщин из простого народа… Когда бы ты соизволил, государь…
Старик не договорил и посмотрел на Гриньку. Невский догадался о его желании. Тут они перешли с доктором на немецкую речь. Настасьин с тревогой и любопытством вслушивался. Понимал, понимал он, что это говорят о нем!
А если бы ему понятен был язык, на котором беседовали сейчас князь и лекарь, то он бы узнал, что старик выпрашивает его, Гриньку, к себе в ученики и что Невский согласен.
— Григорий, — обратился к Настасьину Александр, — вот доктор Абрагам просит тебя в помощники. Будешь помогать ему в травах. А потом сам станешь врачом. Согласен?..
Гринька от неожиданности растерялся.
— Я с тобой хочу!.. — «казал мальчуган, и слезы показались у него на глазах.
Невский поспешил утешить его:
— Полно, глупый! Ведь доктор Абрагам при мне, ну, стало быть, и ты будешь при мне!.. Ладно. Ступай, спи. Утре нам путь предстоит дальний!..