У ворот Реввоенсовета и комендатуры денно и нощно стояли часовые с винтовками. К ночи они выкатывали еще и пулеметы, они, как легавые собаки, лежали у их ног.
Красильников вернулся из Владиславовки к вечеру. Миронова он, вопреки его нежеланию, все же отправил поездом обратно в Харьков. Лагоду Кожемякин переодел в красноармейскую одежду и снабдил документами, но от этого страх у него не прошел. Он боялся всех и всего, что имело отношение к власти. Красильников поселил его вместе с собой в гостинице и попросил его свою комнату без крайней надобности не покидать. Можно было, конечно, отправить Андрея домой, но Кольцов имел на него другие виды. Он понял, что будет вынужден выйти на тропу войны с «тройкой», и Лагода ему был нужен, как свидетель.
Ночью Кольцов поделился с Красильниковым всеми своими размышлениями.
— Это что же получается? Похужее царских застенков? — удивился Красильников. — Нет, Паша, я в это не верю.
— Верю — не верю, это что-то из дамской карточной игры. Я допускаю, что это возможно, и обязан проверить… — Ворчливо сказал Кольцов и сокрушенно добавил: — Слишком много времени мы истратили на банду Жихарева.
— И правильно сделали, — не согласился Красильников. — Иначе все ими награбленное уже сегодня было бы у турецких барыг.
— Ладно! — махнул рукой Кольцов. — Сделали — и сделали. Впредь будем умнее.
— Что ты предлагаешь?
— Проверить все рассказанное Лагодой. Я ему верю.
— Ну, веришь. А как проверять будешь? Если они обыкновенные бандиты, они с такой же легкостью, с какой расправились с арестованными, расстреляют и нас. А потом еще и докажут, что мы с кем-то там состояли в каком-то сговоре или еще что-нибудь более нелепое.
— В этом ты прав, — согласился Кольцов. — Надо хорошо подготовиться. Вернутся Гольдман и Бушкин, соберем всю нашу команду. Если понадобится, подключим Кожемякина с его бойцами.
Размышляя, Кольцов пару раз прошелся по комнате, остановился напротив Красильникова:
— Будем надеяться, всё произойдет спокойно.
— Так думаешь? — спросил Красильников. — Объясни, почему?
— Ты вот сказал: бандиты у нас под носом орудуют. Это не совсем так. Эти — не бандиты. Тут нечто другое, — Кольцов замолчал и долго так стоял, невидяще глядя перед собою, видимо, собирался с мыслями. Затем продолжил: — Понимаешь: законов пока нет, а проблем много. Решают их, кто как может: кто по здравому размышлению и по совести, а кто бездумно, но старательно и ретиво исполняет указания, спускаемые с большой или не с очень большой высоты. Инструкции всегда пишутся для людей здравомыслящих, а исполняют их зачастую дураки. К примеру, в инструкции пишут, что надо тщательно разобраться с бывшими врангелевцами, которые не отплыли в чужие страны и остались здесь, выявлять тех, кто может угрожать советскому строю. Умный будет разбираться, а бездумный дурак при власти примет эти слова к исполнению и, перестраховываясь, станет расстреливать всех подряд. Похоже, это наш случай.
— Я и говорю, они и нас всех перестреляют, — повторил Красильников.
— Не-ет! Дурак боится бумажки. Он ей молится, как иконе, потому, что дурак, — сказал Кольцов.
— Но нам-то что от этого?
— Мы — государево око! У нас есть подписанное Фрунзе право единолично решать все вопросы, касающиеся дальнейшей участи военнопленных. Для дурака эта бумага страшнее пулемета.
— Ну а если эти, которые здесь, не дураки? Если они дорвавшиеся до власти обыкновенные бандиты? — снова высказал свое сомнение Красильников. — Таких сейчас тоже хватает.
— Я и сказал: на этот случай надо хорошо подготовиться!
Едва только красные войска вошли в Феодосию, здесь сразу же был сформирован уездный военно-революционный комитет. Он занял помещение гостиницы «Астория».
Комиссар Девятой большевистской дивизии Лисовский и Председатель военно-революционного комитета Жеребин в первые дни провели в городе показательные расстрелы. Прямо на железнодорожном вокзале были расстреляны раненые и выздоравливающие чины 52-го Виленского полка. Затем террор распространился на солдат и офицеров второго армейского запасного батальона, чинов Одесских пулеметных курсов, служащих Сырецкого госпиталя Красного Креста. Их пешком гнали до мыса святого Ильи и там расстреливали из пулеметов.
Военно-революционный комитет исчез также внезапно, как и появился. На его месте возникло, возглавляемое П. Зотовым, Феодосийское Особое отделение 9-й стрелковой дивизии. Оно заняло одно из самых красивых зданий города. Там же разместились местные чекисты, комендатура и морской отдел. В здании творилась полная неразбериха, часто, после удачных кровавых операций, здесь отмечались празднества с дебошами и стрельбой.
При Зотове были проведены две перерегистрации бывших белогвардейцев. Во время второй перерегистрации их задерживали и помещали в Виленские и Крымские казармы. Но из-за большой скученности вынуждены были создать ещё один лагерь, огородив колючей проволокой бывший элеватор и зернохранилище. Его заполнили бывшими белогвардейцами, свезенными из окружающих Феодосию сел и небольших курортных городков.