Где взял? Да нашел, говорит, наткнулся на немецкую неразорвавшуюся бомбу, разобрал, выплавил тол.
Тут уж Варя встревожилась, хоть до этого в обиде была за отца, что сидит при кухне, только и бегает, что в Красное Озеро, к Евдокии.
– Ты же подорваться можешь!
– Не бойся, дочка, – смеялся Кондрат, – тебя еще на свете не было, когда я в кузнецах уже ходил.
– Не в кузнецах, а молотобойцах.
– Ну, это все равно.
После случая с толом Кондрат попросился на курсы подрывников при штабе соединения. Учился недели три, ходил на задания.
Проведав о встрече со словаками, Ладутька обрадовался, сказал Павлу Шведу, своему первому помощнику по хозяйственному взводу:
– Я с ними поговорю по-боевому! Надо будет – по-нашему, а нет, так и по-ихнему найду что сказать.
Словаки пришли втроем, в ночи не разобрать их чинов.
– Майор …ннек! – козырнув, представился один из офицеров и протянул Андрею руку. Начало своей фамилии произнес неразборчиво, лишь на последнем слоге сделал четкое ударение.
– Капитан Сокольный! – козырнул в ответ Андрей и почувствовал, что в его устах это прозвучало как-то удивительно, непривычно: только вчера Клим Филиппович вручил ему принятый по радио приказ о присвоении звания.
Словацкий майор поздоровался с Никитой Миновичем, стоявшим рядом с Андреем, представил командиру и комиссару своих коллег.
– Поручик Шепик! – громко назвался первый офицер, шагнув к Андрею и Никите Миновичу.
– Подпоручик Будька! – отрекомендовался второй.
– Лейтенант Ладутька! – прорапортовал Кондрат, когда Андрей кивнул на него.
Никита Минович удивленно покосился на новоиспеченного лейтенанта и тут же отвел взгляд.
Переводчик не понадобился: словаки сносно говорили по-русски. Условились, что их батальон «обойдется без выстрелов», когда партизаны придут взрывать железнодорожный мост на очень важной магистрали. А если и придется открыть огонь, пули и снаряды полетят не в партизан.
Возвращались за полночь. Только светлее было, чем вот сейчас, луна тогда светила чуть не с вечера.
– Ну что, лейтенант, – обратился Никита Минович к Ладутьке, – скоро знаки отличия будешь нашивать?
Ладутька захохотал:
– А что я, должен пасовать перед ними? Пусть знают, что и у нас не абы-кто командует! Мне еще перед войной собирались присвоить звание, да не успели.
Ладутьку назначили командиром подрывной группы. С первым заданием он справился так, что лучше не надо. Только рассказывали потом, что и сам чуть не взлетел на воздух вместе с мостом. Когда под прикрытием снегопада и мощного партизанского огня подрывная группа добралась до моста, Кондрат собственноручно заложил толовые заряды, сам проверил детонаторы, бикфордов шпур, соединявший заряды, и, подав команду всем отходить, начал поджигать его. Чиркнул спичкой – не горит, второй, третьей – то же самое. Отсырели, когда полз, в карманы снегу набилось…
И Ладутька вытащил свою знаменитую зажигалку, большущую, как висячий замок. Шаркнул ладонью по колесику – только искры посыпались, а фитиль не задымил. Шаркнул еще раз, еще… В отчаянии Кондрат готов уже был треснуть зажигалкой по детонатору, да вспыхнул, на счастье, фитиль.
Однажды явился в отряд Генька Мухов. Перед самым рейдом. Привели его к Сокольному.
– Думаю, мог бы полезным быть, пока вы тут, на месте, – холодно и независимо сказал он.
– Чем же вы хотели бы помочь нам? – спросил Андрей.
– Как чем? – усмехнулся бывший командир взвода. – Могу провести инструктаж, проверку, разработать план военной операции, если у вас бывают такие. Все-таки я – средний комсостав! Так?
– Это можно, – терпеливо выслушав его, сказал Андрей. – Только попозже. А пока, если хотите помочь нам, прошу во взвод, рядовым партизаном. И завтра в поход.
На лице Геньки проступила оскорбленная бледность. Он попытался иронически улыбнуться, да только судорога покривила его тонкий рот.
– Я вас понимаю, – уже в ином тоне заговорил он. – Я вас очень хорошо понимаю! Человек ничем себя не проявил, не заслужил доверия, так? Скажу: согласился бы я… Пошел бы к вам рядовым, несмотря на то что вы – мой помкомвзвода. Так? Партизаны – не регулярная армия, тут свои законы. А то и вовсе никаких законов. Однако…
– Я думаю, – перебил его Андрей, – что в регулярной армии вам теперь предложили бы то же самое.
– Ну, в армии мы еще послужим, – самоуверенно усмехнулся Мухов. – Армия – дело другое. А тут… Однако повторяю, что пошел бы к вам на любых условиях, все равно моя жизнь никак не сложилась… Меньше бы мучался по ночам, не переживал… Но теперь я не могу этого сделать по простой причине. Вы, кажется, человек одинокий, вам трудно будет понять меня, но я скажу. Я верил вам с нашей первой встречи. Будем мужчинами! Я не могу сейчас, именно сейчас оставить свою семью. Вы видели ее, мою девчинку-лесовичку, бесконечно доверчивую… Она не выживет, если я покину ее. Скоро мы ждем… – глаза Геньки увлажнились. – Одним словом, мы ждем… понимаете? Не знаю, у кого хватило бы сил уйти в такое время…
– Я вас не неволю, – холодно заметил Андрей. – Не сказал я вам ничего, когда был у вас, не скажу и сейчас, хотя, кажется, мог бы и должен бы сказать.