Но бравый майор продолжал требовать возвращения табака, книг и прочего имущества, купленного в Голландии русскими придворными, которые, как печально признавался Кристофер Раппе в письме шведскому посланнику, «не понимают наших шведских законов». Губернатор просил Риббинга обратиться к королю за уточнением, не следует ли, «в связи с политическими обстоятельствами» вернуть русским вельможам их покупки в нарушение закона.
Канцлер Панин и другие русские придворные уже было смирились с той странностью, что в Швеции законы играли столь важную роль, и изъявили желание приехать на аукцион, чтобы еще раз купить свою собственность. Но тут вмешался король Густав III. Он распорядился отдать требуемое вельможам, не выставляя ничего из их голландских покупок на аукцион.
Таким образом Швеция избавилась от одной из неприятностей, но оставалась другая. Императрица и ее приближенные настаивали на скорейшем подъеме купленных ими в Амстердаме картин. Наступила зима, и они высказывали шведскому посланнику опасения, что лед может сместить судно или повредить его корпус.
На карту была поставлена честь Северной Водолазной кампании, да и всей Швеции. Посланник Риббинг требовал от губернатора описать ему подробности предстоящей спасательной операции, чтобы успокоить осаждавших его первых лиц России.
Губернатор, как человек, далекий от водолазного дела, ответил легко и уверенно. Из Стокгольма следовало выписать водолазный колокол для погружений, а затонувшее судно можно подтащить к берегу, подняв его на тросах с помощью двух других кораблей. Нужно было лишь дождаться хорошей летней погоды.
Петербургской аристократии не пришлось стать свидетелем краха репутации Водолазной компании. Пиком компетенции ее специалистов было вскрытие с помощью специальных инструментов верхней палубы затонувших судов и извлечение через сделанные проемы доступного груза. Подъем судов при технических возможностях того времени был осуществим лишь в теории.
«Фрау Марию» попросту не нашли там, где видели в последний раз! Она таинственно исчезла, будто растворившись в глубинах. Водолазная компания объявила огромную премию за находку — в размере 600 далеров медью, что составляло приблизительно десятилетнюю зарплату матроса торгового судна. Вскоре эта сумма была повышена вдвое. Объявления были вывешены в местных церквях, в результате чего среди прибрежных жителей началось что-то вроде золотой лихорадки. Побросав свои привычные занятия, рыбаки и крестьяне бороздили район предполагаемой гибели судна на лодках, до боли в глазах вглядываясь в черную воду и забрасывая тросы с прикрепленными к их концам якорями-кошками.
В Або ждали счастливой вести два присланных Екатериной придворных художника, которые должны были сразу приступить к консервации поднятых со дна шедевров. Но все усилия оказались напрасны. «Фрау Мария» пропала, точно превратившись в сестру «Летучего голландца».
В конце концов искатели-любители были вынуждены вернуться к традиционным способам добывания хлеба. Водолазная компания также прекратила попытки найти судно с сокровищами. Как сообщал местный водолазный комиссар Пер Сунн, для того, чтобы дальнейшие поиски имели смысл, необходимо было воспользоваться 40–50 шхерными лодками с людьми. Обошлось бы это предприятие во много тысяч медных монет, но и в этом случае гарантии успеха не было. Водолазная компания соглашалась продолжить поиски лишь в том случае, если бы русский двор мог их оплачивать.
Но ни Екатерина, ни кто-либо из других владельцев затонувших сокровищ не проявили желания бросать свои деньги в воду. Они смирились с мыслью, что ценности утеряны навсегда. Водолазная компания и корона также не желали входить в сомнительные расходы. «Фрау Мария» принесла и без того хорошую прибыль. Одного только серебра было поднято десять бочек. А впереди ждали новые шторма, обещавшие новые подарки. Голландское судно с картинами русской императрицы было забыто на два столетия.
«Фрау Мария» всплыла из небытия уже в наше время благодаря еще одному затонувшему судну. Граф Никита Панин и сокровища русского императорского двора оказались замешаны и в этой истории.
В 1953 году финские рыбаки, ставя сети неподалеку от острова Борстё, расположенного во внешних шхерах в пятидесяти километрах от Або, наткнулись на неожиданное препятствие. Якорный трос зацепился за что-то на дне в открытом море, где никаких преград не должно было быть. Хотя трос удалось освободить, рыбаки настолько заинтересовались этой странностью подводного рельефа, что обратились за помощью к военным аквалангистам. Первое же погружение принесло разгадку: на глубине 42 метров покоилось превосходно сохранившееся старинное судно. Нижние части его трех мачт до сих пор стояли прямо, поднимаясь над палубой на двадцать метров. За одну из них и зацепился якорь.
Этим любопытство военных и рыбаков было удовлетворено: двадцатипятиметровый галиот без всяких украшений являлся, по всей видимости, рядовым торговым судном и на финнов не произвел никакого впечатления.