Грань между спасением и ограблением по-прежнему была очень тонкой. Часто суда тонули на мелководье или их просто выбрасывало на берег, и владельцы грузов справедливо считали, что о спасении речи в этих случаях не шло: экипажи могли бы вполне справиться сами, без помощи слетающихся на добычу «водолазов». Суда, шедшие на Петербруг, были главной статьей прибыли Северной компании. В их грузах часто встречались предметы роскоши, изготовленные лучшими европейскими мастерами. В судебных архивах прибрежных финских городов хранятся десятки жалоб владельцев грузов на «водолазов», которых никто не просил о помощи. Но Стокгольм обычно не уступал просьбам даже самых влиятельных просителей. В 1782 году на мелководье неподалеку от Або, в том же самом районе, где погибла «Фрау Мария», разбилось голландское судно «Де Катерина», шедшее в Петербург. Среди местных жителей оно до сих пор известно под именем «Серебряного брига», благодаря своему драгоценному грузу. Серебро — вероятно, это были столовые сервизы — принадлежало одному из самых влиятельных людей в Голландии Людовику Хови, президенту общества судовладельцев, чьи корабли ходили на Балтику. Он через своего представителя в Стокгольме пытался обжаловать принудительную «разгрузку» судна Северной водолазной компанией, но так ничего и не добился. Даже крохи с петербургского стола были так велики, что корона не могла позволить себе пойти на уступки. Аукционы в Финляндии шли один за другим. Одежда и предметы быта, правдами и неправдами добытые «водолазами» с судов, шедших в Петербург, пользовались необычайной популярностью среди обеспеченной части общества. Еще никогда по улицам провинциальных финских городов не разгуливало столько дам и господ, одетых по последней парижской моде! И не беда, что их платья и чулки порой были кое-где заштопаны и пахли морской тиной. Сама мысль, что через несколько дней те же самые вещи могли красоваться на придворных российской императрицы, кружила головы сильнее тончайших французских духов (тоже, кстати, выловленных из моря).
Однако гибель «Фрау Марии» едва не прервала эти тихие радости провинциальной жизни. Еще никогда рядовое кораблекрушение не приводило к дипломатическому конфликту между Россией и Швецией!
Среди спасенных предметов, к радости завсегдатаев аукциона в Або, оказалось много элегантной одежды и предметов галантереи, зеркала в позолоченных рамах, табак и чай, голландцам удалось вытащить даже один ящик демидовских луковиц, но самые главные сокровища ушли на дно вместе с судном. «Одна большая картина в позолоченной раме и пять малых», как это значится в описи, составленной в суде Або после кораблекрушения, как выяснилось, императрице не принадлежали.
Императорский двор, получив сообщение шкипера «Фрау Марии» о несчастье, тут же принялся действовать. Поднять коллекцию Екатерины со дна, по мнению петербургских вельмож, не составляло труда. Ведь место гибели судна было хорошо известно, все случилось сравнительно недалеко от суши, а у шведов действовала большая, хорошо организованная Водолазная компания.
Канцлер Никита Панин, лично заинтересованный в извлечении груза затонувшего судна, отправил губернатору Або Кристоферу Раппе письмо, написанное по-французски.
«Монсеньор, — писал Панин, — нам только что стало известно, что голландское судно „Фрау Мария“, капитан Рейнольд Лоуренс, потерпело крушение в двух лье от Або. Среди груза этого судна находилось много сундуков с дорогими картинами, принадлежащими Ее Императорскому Величеству. Поскольку они очень чувствительны к повреждению и требуют ухода и обработки, я посылаю к Вам майора Тьера, который позаботится о них и обеспечит их дальнейшую транспортировку».
Просьбу Панина подкреплял своим обращением и шведский посланник в России барон Карл Риббинг, напоминая о большой любви русской императрицы к картинам.
На этом спокойная жизнь губернатора Або закончилась. Прибывший к нему майор Тьер потребовал вернуть русским вельможам принадлежавшие им вещи из спасенной части груза. Губернатор отказал, но пребывал в состоянии нервном и испуганном. Если бы он сделал для высоких русских сановников исключение, на него мог обрушиться гнев короля Густава III. Но кто знает, не возмутится ли король, дороживший хорошими отношениями с Петербургом, излишним буквоедством своего чиновника?
В письме шведскому посланнику в Петербурге несчастный губернатор оправдывается и просит объяснить приближенным императрицы, что «наши законы таковы, как может припомнить господин Барон и Посланник, что если груз какого-либо потерпевшего крушение судна оказывается спасен, весь он подлежит инвентаризации, оценке и последующей продаже на аукционе».