«Четверг 3 октября… дул шквальный ветер, поэтому, чтобы удержаться на курсе, мы взяли рифы на марселе и закрепили его, затем, помолившись, направились к Норд-Осту от Норда, стремясь выйти на открытый фарватер. В половину девятого, хотя два человека находились на палубе, мы двигались вслепую и наскочили на мель. Мы решили, что вот-вот потонем, но огромная волна сняла нас с мели и оказалось, что судно еще держалось на плаву, но вокруг были скалы, от которых мы старались уйти. Тем не менее, мы напоролись на другую мель, удар оказался так силен, что мы потеряли руль и часть кормы; когда нам удалось сняться с мели, в корпусе открылась сильная течь, мы бросились к насосу, кинули носовой якорь, опустили лот, дна не достали, и тут с подветренной стороны появилась скала, с большим трудом удалось ее проскочить. Мы стали замерять глубину снова, под нами оказалось тринадцать саженей. Мы опустили якорь, который долгое время не мог зацепиться за дно, и нас несло до тех пор, пока якорный трос не выбрало до отказа, и тогда наконец судно остановилось, мы закрепили паруса и все бросились к насосу, вода стояла на уровне трех футов. Дул сильный ветер, и мы качали воду всю ночь, стараясь сделать все возможное.
В пятницу четвертого в семь утра наконец-то подул попутный ветер, но нас мотало между скал и мелей: ветер был переменным, небо в направлении Зюд-Веста было тяжелым, и мы поняли, что не сможем больше выдержать работу на насосе и спасти судно и его груз. Мы боялись погибнуть сами, поскольку не знали, как долго выдержат якорь и трос, тогда мы решили пересесть в ялик и лодку. Мы взяли с собой кое-какую одежду и еду, и, предварительно опустив второй носовой якорь, покинули судно. Мы добрались до скалы, сильно задувало, к полудню пришла лодка с пятью людьми, которые обещали нашему шкиперу привести столько народа, сколько можно было найти, ветер ослабел, мы не выдерживали больше находиться на скале, да и попутного ветра уже не было, и тогда мы с большим риском добрались до земли».
Попытки спасти судно и его груз продолжались еще неделю. Девять человек экипажа каждое утро возвращались со своей скалы на полузатонувшее судно и качали воду. Голландцам помогали три десятка местных жителей, приплывших на восьми лодках к месту аварии. Судовой журнал рассказывает о многочасовом откачивании воды, которая стала сладкой от растворившегося в трюме груза сахара, но все усилия были бесполезны. Насос забивался рассыпавшимися зернами кофе, через пробоины поступало больше воды, чем ее успевали сливать за борт. 7 октября судно уже погрузилось в море по самую палубу, и экипаж, поняв, что спасти «Фрау Марию» не удастся, принялся выгружать из трюма груз. Но там было полно воды, вытащить удалось лишь то, что лежало сверху. В ночь на 9 октября вновь подул сильный ветер, и утром следующего дня голландцы не увидели свое израненное судно. То ли его ночью сорвало с якорей и оно ушло в свой последний рейс, затонув где-то вдалеке, то ли «Фрау Мария» опустилась на дно там же, где стояла. Но петербургские владельцы не получили даже ту часть груза, что удалось спасти. Вступил в действие шведский закон, согласно которому все, что удалось вырвать у моря, подлежало продаже с аукциона. 25 процентов стоимости проданного отходило Северной Водолазно-спасательной компании — остальное считалось собственностью короны.
Издавна кораблекрушение было несчастьем для одних и радостью для других.