Рассказы затонувших кораблей

Не будем заблуждаться, говоря о королевских мотивах. Густавом Адольфом двигала никак не жалость, а лишь практические соображения. Король спокойно относился к собственной возможной гибели и даже запретил хирургу вырезать засевшую у него в теле польскую пулю, желая сохранить ее как военный сувенир. В смертях подданных он также не видел причины для переживаний: главное, чтобы они успели выполнить свой долг. Помочь им в этом должно было новое военное законодательство, введенное в действие в 1621 году, незадолго перед походом на Ливонию. Это был свод самых суровых военных законов в Европе. Смертной казнью карались 44 различных нарушения. За оскорбление Бога, в том числе за пьяные ругательства, грозила смерть: «Да умрет он, без права на помилование». За пьянство или сон на посту — смерть. Попытка ударить командира наказывалась отрубанием правой руки, если же это происходило в боевых условиях — виновника казнили. За необоснованное бегство подразделения с поля боя всех офицеров казнили, а среди рядовых по жребию выбирали для казни каждого десятого. За воровство отрезали уши. Штурман, который «из-за небрежности наскочил на скалу», наказывался килеванием, кроме того, он должен был оплатить ремонт из своего кармана. Килевание заключалось в протаскивании на канате под водой с одного конца корабля до другого.

Польский король Сигизмунд Ваза до последнего дня своей жизни не оставлял надежды вернуть шведский престол. Он покинул этот мир за полгода до своего главного врага Густава Адольфа, судьба лишила его удовольствия наблюдать «Льва с севера» поверженным. Приписывается Петеру П. Рубенсу. Масло (1575–1640).

Матроса, жаловавшегося на еду, заковывали в кандалы и на десять дней сажали на хлеб и воду. Тот, чья «небрежность приведет к загоранию корабля, да будет сам брошен в этот огонь. Отказавшийся исполнить приказ на первый раз наказывается килеванием. При вторичном неповиновении виновный приговаривается к расстрелу».

Тяжелая жизнь на борту, частые смерти от болезней и жестокие наказания за малейший проступок превращали ожидание боя в куда более страшный период, чем само сражение. Там хотя бы существовала возможность отличиться или погибнуть: любой из этих выходов мог казаться матросам более привлекательной альтернативой, чем мучительное умирание во время затянувшегося патрулирования. Но шанс вступить в схватку с поляками появился лишь в конце ноября 1627 года.

Гибель «Сулена»

С наступлением штормовой осени командующий флотом адмирал Гюлленельм увел большую часть эскадры в Швецию. На патрулировании осталось лишь шесть кораблей под командованием полковника Нильса Стьерншёльда, ставшего адмиралом. Это был храбрый, но мало знакомый с морским делом вояка.

Стьерншёльд решил сделать то, что так и не удалось командующему флотом Юлленйельму: он попытался хитростью выманить польскую эскадру из-под прикрытия крепостных орудий. 15 ноября 1627 года экипажи всех шести оставшихся на патрулировании кораблей — «Тигерн», «Пеликанен», «Сулен», «Монен», «Энхоринген» и «Папегойан» — получили долгожданный приказ: эскадра отплывает домой в Швецию. Корабли подняли паруса и на виду у польских наблюдателей, следивших за всеми шведскими перемещениями с крепостных башен, покинули рейд. Но, едва эскадра завернула за мыс Хела, закрывавший обзор со стороны Данцига, адмирал Стьерншёльд приказал отдать якоря. Он объявил свой план: поляки, решив, что блокада в этом году закончена, выведут свои корабли на рейд. Тогда на них и можно будет напасть.

Адмирал оказался прав: когда шведская эскадра внезапно вернулась, все десять польских кораблей стояли на рейде. При виде противника поляки обрубили якорные тросы и ушли под защиту крепости. Самый большой корабль польской флотилии адмиральский «Риттер Санкт Георг» пошел слишком близко к берегу и сел на мель. Спасение на мелководье было обычной польской тактикой в ходе всей затянувшейся игры со шведами на данцигском рейде.

Адмирал Дикманн не оставлял надежды заманить увлеченных погоней преследователей на мель — но на этот раз он сам себя переиграл. Другим польским кораблям все же удалось стащить флагман на глубину, и вся польская эскадра вновь ушла под прикрытие крепости.

И здесь адмирал Стьерншёльд допустил ошибку, ставшую роковой. Он не стал собирать свои корабли вместе, а разрешил им встать на якоря там, где их застало окончание неудачной дневной операции. Лишенные взаимной поддержки, шведские корабли становились легкой добычей противника.