Рассказы старого шахтера

Однажды случилась на шахте забастовка. Давно уже среди шахтёров возникло недовольство: продукты в лавках по рабочим книжкам выдавали недоброкачественные, в забоях случались обвалы, потому что лес для креплений подрядчики продавали гнилой, плохо работала вентиляция и люди отравлялись угольными газами.

И вспыхнула накипевшая за долгие годы обида: «Хватит! Терпели! Последнюю нитку с плеч срывают!»

Шахтёры окружили здание конторы и потребовали, чтобы к ним на переговоры вышел главный инженер. Но главный инженер отказался вести переговоры и вызвал по телефону из уездного гарнизона царских конников.

Они прискакали в посёлок при саблях, карабинах и с подсумками, полными патронов.

Впереди — офицер в башлыке с кистями и в длинной тяжёлой бурке. Он приказал с ходу атаковать бунтовщиков и разогнать их.

Шахтёры начали вооружаться рудокопными ломиками, обрезками газовых труб, кирками, лопатами.

Ермоша крикнул:

— Флаг! Нужен красный флаг!

Но флага не было.

Тогда Ермоша снял свою красную сатиновую рубашку, привязал за рукава к высокой палке и поднял над головой как флаг.

Конники теснили шахтёров лошадьми, били плашмя саблями и прикладами карабинов.

Но шахтёры плотным кольцом закрыли Ермошу с флагом и решили не сдаваться.

В конников полетели гайки, болты, шахтёрские лампы, булыжники мостовой.

Рухнул во дворе фонарный столб. Со звоном посыпались стёкла в здании конторы, где спрятался главный инженер.

Ермоша, без кепки, голый по пояс, мускулистый, в одной руке держал древко флага, а в другой — большой гаечный ключ. Через плечо у Ермоши болтался ящик с инструментами.

Флаг обстреливали из карабинов, к нему пробирались конники.

Но Ермоша и рабочие отбивались от конников и флаг не уступали.

Стоять и не сдаваться!

Из посёлка на подмогу к шахтёрам прибежали женщины с острыми кольями и кусками породы и антрацита.

Вскоре из гарнизона прибыл дополнительный отряд конников, и только тогда удалось сломить сопротивление рабочих.

В бою погиб Ермоша. Офицер в длинной тяжёлой бурке зарубил Ермошу саблей. Лошади растоптали его ящик с инструментами, а в ящике и васильки, которые Ермоша не успел оставить утром на скамеечке у калитки.

Но флаг царские конники не захватили. Он исчез!

Когда они перестали его искать, к матери Ермоши пришла девушка и отдала ей красную сатиновую рубашку в пятнах от мазута, с тёмными дырочками — следами от пуль.

— Откуда она у тебя? — спросила мать, прижимая к груди рубаху сына.

— Я её прятала, — ответила девушка, поцеловала старуху и тихо ушла.

А старуха долго ещё стояла у порога хаты, держала рубаху и плакала.

ЛЮДИ ИЗ БАЛАГАНА

Красные отступили, и солдатам генерала Гумилевского удалось захватить местечко Иловайск. В окно видно было, как по просёлку, взмётывая грязный занавоженный снег, приседая на увалах, мчались троечные крестьянские сани: солдаты направлялись к балагану, в котором артельно жили горнорабочие — плитовые, вагонщики, крепильщики.

— Когда же они, злыдни, угомонятся, — вздохнула артельная стряпуха Аграфена. — И тиранят народ, и тиранят…

Сани остановились у дверей балагана. Из саней вышли ротмистр в английской коричневой шинели, двое солдат, местный поп Захарий в пальто с козьим воротником и плотник Спицын, тоже из местных, со своим плотничьим ящиком.

Солдаты принуждали шахтёров спуститься в шахту и возобновить добычу угля. Но шахтёры отказывались работать на белых. Их уговаривали, пытались подкупить, запугивали — шахтёры стояли на своём и работу бойкотировали. Они знали, что уголь требовался белым для отправки за границу, откуда они взамен получали оружие и продовольствие.

Первым в балаган вошёл ротмистр с солдатами, за ним Захарий и Спицын. Ротмистр перчаткой отряхнул с погон снег и небрежно кивнул попу.

Захарий раскрутил шарф, которым были укутаны его плечи, расчесал пальцами застывшую на морозном ветру бороду, тихонько погудел, опробовал голос и вознёс, будто молитву:

— Христиане, сеятели труда! Сознавая ничтожество своё перед творцом, не гневите его, выступайте на работу и принесите этим творцу покаяние своё, любовь и благодарность.

Шахтёры равнодушно молчали.

— Видят телесные очи мои, что вы забыли храм господень, не ходите в него…

— А у нас вот Жохов один в храм ходит и на всех молитву в шапке приносит, — перебил попа кто-то.

Шахтёры засмеялись: плитовой Жохов давно уже был отлучён от церкви.

— Огорчительно шутить да проказить над церковью. Все богу молятся. Вор и тот богу молится…

— Молится! — опять перебили попа. — Да чёрт его молитву перехватывает!

— Кара для вас будет тяжкой, как для тех, кто без меры согрешает. Одумайтесь…

С нар поднялся Жохов в верёвочных лаптях — чунях, в нагольной рубахе и в стёганых штанах с нашитыми под коленями кусками овчины, чтобы штаны не рвались при работе в забое, — хмурый и спокойный, старшина балагана.

Он прошёл мимо попа к бочке с водой, снял с её края ковшик с загибкой, зачерпнул воды, отпил несколько медленных глотков, потом повесил ковшик на прежнее место и сказал:

— Сам, Захарий, в забой полезай.

Ротмистр зло сжал губы, коротко приказал плотнику и солдатам:

— Приступайте!